бы знала. Даже учителей не будет, хоть я их и ненавижу. Только чужие незнакомые люди. Те, кто близок моему будущему мужу.
— Один бокал шампанского, два канапе, салат из овощей. Не опозорь меня. Повтори, — Анна Степановна в сто первый раз повторила дозволенное мне на сегодня меню.
— Один бокал шампанского, два канапе, салат из овощей. Я запомнила.
Нужно было сказать ей какую-нибудь гадость. Пообещать выпить литр водки и петь серенады под луной. Пусть бы старушка попереживала напоследок. Но мне жаль её даже больше, чем саму себя. Она боится быть сосланной в монастырь так сильно, что и умереть может на моих руках. Монастыря боятся все, даже семилетки, которые только вчера сели за парты. В этом месте нет жизни и нет смерти, избавления и покоя тоже нет. Есть только вечные страдания и темнота. Не могу я так издеваться над уже не молодой женщиной.
***
Лимузин, регистрация брака, ресторан. Вокруг меня много женщин, но я ни одну из них не знаю. Это жёны Платинового и Золотого списка. Цепочки на их запястьях не оставляют сомнения в их происхождении. Они все очень милы со мной, особенно обладательницы Золотых цепей. Оно и понятно — я теперь выше их по рангу. Им выгодно дружить с женой из Платинового списка. Если повезёт, когда-нибудь, их мужа повысят благодаря такой дружбе, и они смогут сменить браслет.
Свадьбы и похороны — практически единственное место пересечения. Серебряные жёны тоже здесь, но им запрещено приближаться ко мне. Они все стоят в сторонке, для них накрыт свой стол. Эх, классно было бы к ним сейчас присоединиться! Эти девушки и женины не выглядят настолько чопорными и манерными, смеются, активно болтают о чём-то, ведут себя естественно.
— Дария, вам пора, — администратор свадьбы нарочито произнёс моё имя с ударением на второй слог.
И действительно, в этот момент одна стена из матового стекла стала прозрачной, открыв всем присутствующим сцену, на которой была установлена огромная кровать с балдахином.
— Ещё рано, — в панике попробовала отсрочить свою казнь. — Моё шампанское…
— Нет. Мероприятие строго регламентировано. Вам пора, — мужчина мягко подтолкнул меня к неприметной дверце вблизи сцены.
Я знаю, что мне нужно делать дальше. До свадьбы репетировала много раз, но никак не могла подумать, насколько сложно будет сделать это в реале. Лечь на кровать, раздвинуть ноги, задрать платье так, чтобы моему мужу было удобнее.
Слышу шаркающие шаги. Слишком тихо. Похоже, стекло звуконепроницаемо, но от этого не легче. Если сейчас я встану и сбегу, то отправлюсь в Рай, а туда мне точно нельзя. Это почти как монастырь. Хорошо хоть, что мне делать ничего не нужно. Анна Степановна много раз говорила, как мне повезло, что мой будущий муж действительно возжелал моего тела, иначе… Многим невестам приходится в свою первую брачную ночь проявлять чудеса изобретательности, чтобы завершить обряд бракосочетания до конца. Мне же ничего делать не нужно. Только зажмуриться и терпеть.
В теории звучит просто, а вот на практике хочется сквозь землю провалиться. Потные руки скользят по корсету платья, мнут мою грудь. Я чувствую его дыхание, наполненное перегаром коньяка и дорогих сигар. Главное, не открывать глаза и думать о приятном…
«Представь, что твой муж — Аполлон во плоти. Красавец, отдаться которому хочет любая. Или читай молитвы. Главное лежи и не дёргайся» — говорила училка танцев.
И я лежу. Вот только Аполлон не пахнет сладким тошнотворным потом. И не наваливается на меня дряблым телом. Не царапает бёдра ногтями, снимая трусики. И не пыхтит громко прямо в лицо. Аполлон никогда бы так не сделал. Ааааа!!!
Кричать можно, но я не стала, хоть боль и разрывала моё тело изнутри. Одним резким движением мой муж лишил меня невинности на глазах у сотни людей. Я чувствую, как заворожено они смотрят на меня. Для них всех это всего лишь спектакль. Представление, доказывающее мою непорочность и совместимость с мужем. О, им интересно, я знаю. Они смотрят на кровавое пятно, расползающееся по белой простыне. А мне остаётся лишь одно — сдержать крик боли и отвращения.
Горячий, твёрдый член елозит внутри меня вновь и вновь. Его не смущает сжавшаяся от ужаса плоть. Да, для него я — всего лишь тело. Он грудь мою достал и показал всем, а теперь медленно шевелиться. Короткие, резкие, неэффективные движения. Ему нравится унижать меня. Конец будет не скоро. Я чувствую, как он останавливается время от времени, чтобы продлить акт. Шоу должно продолжаться, несмотря на мои мучения.
— Пожалуйста, быстрее, — буквально молю о пощаде и, вопреки рекомендациям, открываю глаза.
Он смотрит на меня с ухмылкой. Вынимает член лишь для того, чтобы вонзить его в меня вновь. Ему нравится видеть страдания на моём лице. Нравится причинять мне боль. А ведь это — наша первая брачная ночь при свидетелях. Что будет дальше?
Ещё, ещё, ещё… Я почти теряю сознание от боли, которая с каждой минутой становится лишь сильнее. Не замечаю, как он ускорился. Всё смешалось. О зрителях совсем забыла. Тихо стону, сжимая бёдра. Всё!
Не сразу поняла, что он наконец-то кончил. В меня. На время замер внутри, закинул мои ноги себе на плечи. Боль медленно начала отступать… Больше не чувствую его член, но тяжесть его тела ощущаю. Всё кончилось? Мне можно идти? Похоже, нет…
— Теперь ты — моя, — осипшим голосом произнёс муж, дыша перегаром в лицо.
— А я — твоя, — произнесла заученную фразу.
— Вставай, нам нужно идти к гостям.
Что? После первой брачной ночи я должна была отправиться в его дом. Принять душ, переодеться, отдохнуть, поспать. А завтра улететь на курорт залечивать раны тела и души. Такие правила, почему он решил их изменить? Смотрю на мужа с недоумением и ничего не говорю.
— Слух потеряла? Оправь одежду и иди к гостям. И улыбайся.
— Нет, пожалуйста, — чуть слышно прошу его о пощаде.
— Ты будешь делать то, что я тебе прикажу, — он схватил меня за шею и придушил.
Не сильно, но ощутимо. Я задохнулась лишь слегка, при этом осознав его превосходство. Да, ему нравится унижать меня, теперь я в этом уверена. Он не обязан был показывать всем мою грудь, мог кончить гораздо раньше, и сейчас по правилам я должна была уйти с мероприятия, но нет. Он хочет, чтобы я общалась с людьми, ещё несколько минут назад наблюдавшими за моей дефлорацией. Его не волнует моё смущение, мой стыд, боль. Ему хочется унизить меня
