меня станет новый малыш Тео.
– Мне нравится эта идея, Тео. Из нас получится отличная команда.
Вдруг из окна выглядывает мама Тео, чем и прерывает наши мечтания. Ее живот такой круглый и большой, что легко удерживает москитную сетку. Там внутри должно быть что-то большое, размером с арбуз.
Может, нам лучше назвать ее Арбуз.
– Теодор! Мы едем в больницу!
Из дома выбегает отец Тео, неся по меньшей мере семь пакетов, два из которых, связанные между собой, болтаются у него на шее. Его лицо свекольно-красное, такого же цвета, как и минивэн, в который он забрасывает вещи. Он выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок. Или нет, так, будто у него случится сердечный приступ. Он сильно вспотел.
– Сейчас, сынок! Скоро родится ребенок! – кричит его отец, спотыкаясь о выбоину на подъездной аллее, пока мчится обратно к дому.
У моего друга загораются глаза.
– Она идет, Брант! Ты это слышал?
– Я слышал, – с нетерпением говорю я, немного завидуя своему другу. Я хочу младшую сестренку. На самом деле я бы променял все на свете на младшую сестренку.
Ты слышишь это, небо? Я отдам все что угодно за младшую сестренку!
Не знаю, зачем я рассказываю о своей мечте небу, но мама всегда поднимает взгляд в потолок, когда молится по ночам. Может быть, она разговаривает с небом.
Может быть, оно слушает.
Облако из сахарной ваты не отвечает, как и заходящее солнце. Птицы не поют. Верхушки деревьев покачиваются, но тоже молчат.
Мое желание украл ранний летний ветерок, и оно никогда не будет услышано.
Тео садится на велосипед и машет мне рукой на прощание, усиленно крутя педали. Он чуть не падает на тротуар, крича мне взволнованно:
– Увидимся, Луиджи!
Я ухмыляюсь, услышав это имя. Луиджи. Это значит, что я воин. Защитник.
Герой.
А это намного лучше, чем «чмошник».
– Пока, Марио! – кричу я в ответ.
Тео снова чуть не падает с велосипеда, когда пытается помахать мне еще раз; велосипед шатает из стороны в сторону, но он ловит равновесие и мчится домой как раз в тот момент, когда его отец подводит маму к минивэну. Она держится за свой большой живот, издавая ужасные, наполненные болью звуки. Она определенно не выглядит счастливой.
Ничего не понимаю.
– Брант, дорогой… уже почти время ужина.
Я вздрагиваю от неожиданности, а затем оглядываюсь через плечо. Мама машет мне рукой из дверного проема, ее темно-медовые волосы разлетаются от порыва ветра.
– Иду! – кричу я ей в ответ, украдкой бросая последний взгляд на моего друга, запрыгивающего в машину вместе со своими родителями. Тео еще раз энергично машет мне рукой на прощание, когда машина, скрипнув шинами, выезжает с подъездной дорожки.
– Заходи в дом, Брант. Поможешь мне намазать чесночный хлеб маслом.
Я разворачиваюсь и, вздохнув, бегу по траве к дому.
Мама нежно обнимает меня за плечи и целует в макушку. Я поднимаю на нее взгляд, перебирая край рубашки:
– Мама Тео сегодня родит ребенка.
Она улыбается, положив ладонь на свой живот. Он плоский и стройный – не такой, как у мамы Тео. Там внутри точно не прячутся арбузы.
– О боже мой. Я знала, что это случится со дня на день. – Мама поднимает взгляд, наблюдая, как минивэн исчезает за углом. – Приготовлю им кассероль [3], когда они вернутся. Тео рад?
– Он очень рад, – киваю я. – Он сказал, что я могу навестить их, когда они вернутся домой. Можно, мам?
Она слегка сжимает мне плечо и смотрит на меня своими карими глазами, так похожими на теплый топленый шоколад.
– Конечно. Бейли нам как семья, – шепчет она. – И возможно, я пересмотрю свое мнение по поводу щенка, о котором ты меня все время просишь.
– Правда? – Я широко распахиваю глаза, не сомневаясь. – Может, мы назовем его Йоши [4]?
– Почему нет.
Я подпрыгиваю в предвкушении:
– Спасибо, мам.
Снова дуновение ветра, от которого мамины длинные волосы разлетаются, как воробушки. Она на мгновение закрывает глаза, прижимает меня к себе.
– Ты хороший мальчик, Брант. У тебя доброе и храброе сердце. Может быть… – Порыв ветра уносит ее слова. Я чувствую себя растерянно и обеспокоенно, словно что-то не так. Затем она договаривает: – Может быть, мы сможем начать все сначала где-нибудь в другом месте. Только ты и я.
– А как же папа?
Я жду ответа, прижимаясь к ней крепче. Меня окутывает ее запах, такой знакомый, от которого мне становится спокойно. Мама перебирает мои растрепанные волосы. Она пахнет чем-то сладким. Каким-то десертом: медом и карамелью. Может быть, даже яблоками в карамели.
– Завтра уже июнь. – Ее голос тихий, словно шелест, поэтому я едва разбираю слова. Мама проводит ладонью по моему затылку и спине, слегка похлопывая, а затем отстраняется. – Июнь всегда несет в себе что-то новое.
Я думаю над ее словами весь вечер. Я думаю над ними, сидя за обеденным столом, пока папа рассказывает о том, как Коллинз в офисе умышленно испортил его электронные таблицы. И продолжаю раздумывать, когда он кричит на маму за то, что она пережарила филе лосося. Он даже закатывает истерику из-за камней вокруг почтового ящика, говоря, что это все соседская собака: сорвалась с цепи и пустила насмарку весь его тяжелый труд. Я держу рот на замке, перетирая глазированную морковь в кашицу. Мне не хотелось, чтобы у Тео были неприятности. Я знал, что папа заметит.
Он любит эти камни.
Когда наступает время ложиться спать, я никак не могу перестать думать над мамиными словами.
Сам не знаю почему.
Июнь всегда несет в себе что-то новое.
Что это значило? И почему мама хотела уехать куда-то без папы?
Этой ночью мама укладывает меня в постель и поет мне колыбельную. Она уже давно не пела мне колыбельных: с тех пор, как я пошел в подготовительный класс. Ее голос мягкий, от него будто исходит лунное сияние. Если бы у луны был голос, он бы звучал как голос моей мамы. Она поет о том, что над радугой летают синие птицы счастья. Я думаю о синих птицах и думаю о радуге. От этих слов мне становится радостно, но мама поет их так грустно.
Она читает мою любимую книжку про слоненка Дамбо, а я держу в руках мягкую игрушку – пушистого серого слоненка по имени Бабблз. Мама плачет над этой книгой, как и всегда.
Потом она нежно целует меня в макушку и шепчет мне при свете звезд, что льется из окна:
– Я всегда буду оберегать тебя.
Я с улыбкой прижимаюсь
