Что-то не так.
Я кладу палец на спусковой крючок и отодвигаю гобелен в сторону.
Приглушенные звуки борьбы леденят мои вены. Я вхожу в комнату, держа пистолет наготове. Мой взгляд падает на голые ноги девушки, прижатой Примо к огромной кровати.
Где, черт возьми, Кассатто?
Рука Примо зажимает девушке рот. За то время, пока он разрезает ее ночную рубашку, а Себ прижимает ее запястья к матрасу, я оцениваю ситуацию и быстро принимаю решение о том, что должно произойти дальше.
Эта девушка должна умереть.
Я понятия не имею, кто она, черт возьми, такая, но ее здесь быть не должно. Ей ни за что нельзя позволить покинуть эту комнату и сообщить о том, что она видела: трое вооруженных мужчин пробираются в комнату, где Кассатто должен был спать перед своей свадьбой.
Я вступаю в схватку с огнем, обжигающим мои внутренности, разъяренный упущенным шансом победить своего врага.
Большие, покрытые татуировками руки Себа сжимают тонкие запястья девушки.
— Дочь, — говорит он мне со злым блеском в глазах. — Сначала забираем нашу добычу, босс.
Пол под моими ботинками уходит из-под ног, и я теряю равновесие, когда его слова проникают в адреналин, захлестывающий мой мозг.
Дочь Кассатто.
Блядь.
Я провожу рукой по лицу, выдыхая из себя поток проклятий. Ситуация из плохой превратилась в херовую, но это не меняет результата. Эта девчонка побежит к своему отцу и сдаст нас.
И тогда мне в голову всадят пулю.
Примо разорвал топ, обнажая кружевной кремовый лифчик и маленькие округлости ее грудей.
На коже под ключицей, там, где лезвие рассекло ее рубашку, виднелся красный шов. Он ущипнул ее за сосок через тонкий материал.
— Давай посмотрим, такие ли шлюшки из Ндрангеты на вкус грязные, как на вид.
Я делаю шаг вперед, укрепляясь в своем решении. Я убью эту девушку из милосердия, прежде чем мои люди жестоко разорвут ее девственную киску на части. Я устанавливаю глушитель на своем пистолете, прежде чем опустить длинный ствол, чтобы прицелиться.
И мои глаза встречаются с ее.
Воздух выбит из моих легких. Гравитация перестает удерживать мои ноги на полу. В одну секунду с моей души сдирают кожу, демон, обитающий в темных уголках моего сознания, предстает на свет. Монстр замолчал на один короткий удар сердца.
Я дьявол, взирающий на то, чему завидуют ангелы.
Стихи из моего детства всплывают из недр беспокойного прошлого, потрясая мою душу, и эта девушка — этот ангел — самое близкое к небесам существо, которое я когда-либо видел.
Когда ее янтарные глаза обжигают мою плоть, умоляя о помощи, мой разум раскалывается. Я не могу позволить ей выскользнуть из моих рук, как песчинке, борющейся с бурной волной. Слишком юная, слишком невинная, как в стихотворении, из которого она родом, эта маленькая Ленор не умрет.
Проклятье, может быть, я такой же сумасшедший, как и мой отец. Потому что в мгновение ока я передергиваю дуло пистолета влево и нажимаю на спусковой крючок.
Раздается резкий свист пули, прежде чем воздух пропитывается кровью. Голова Примо запрокидывается вперед. Его безжизненное тело падает на девушку, и я безжалостно отпихиваю его. Ее глаза не отрываются от моих.
Себу требуется три бешеных удара сердца, чтобы осознать, что произошло. Растерянность искажает суровые черты его лица, прежде чем срабатывают рефлексы. Он отпускает руки девушки и бросается вперед.
Пистолет выбит у меня из рук, я хватаю его за плечо и вытаскиваю изогнутый нож из-за пояса, направляя острое лезвие поперек напряженного сухожилия на его горле.
Загнутый кончик разрывает яремную вену на его шее, и обнаженная кожа девушки заливается кровью, когда он испускает последний вздох. Я отбрасываю его в сторону, подальше от нее, и его тело с громким стуком ударяется о пол.
Раздается стук в дверь.
— Мисс Кассатто? Все в порядке?
Ее большие карие глаза по-прежнему устремлены на меня. Грудь тяжело вздымается, лифчик и загорелая кожа покрыты кровью, она не сводит с меня пристального взгляда.
Она не кричит. Она не убегает. Может от шока, я не уверен, но когда дверная ручка дергается, а охранник с другой стороны готовится прорваться, у меня появляется маленькое окошко, чтобы проскочить в открытую дверь и сбежать.
Никто из нас не двигается.
Удар плечом в дверь, затем дерево разлетается в щепки. Дверь распахивается, и в комнату врываются трое мужчин с оружием наготове. Они видят окровавленную девушку, двух мертвых мужчин на полу, затем меня.
Раздаются крики. Яростные требования объяснений. Угрозы моей жизни.
Затем в комнате воцаряется напряженная тишина, когда входит Кассатто.
Впервые с тех пор, как я посмотрел на нее, я отвожу взгляд от девушки и смотрю на мужчину. Я ожидаю, что на его обветренном лице появятся морщинки страха, беспокойства или гнева — какая-нибудь вспышка эмоций, которая выдаст его беспокойство за дочь. Но единственное, что я вижу на его бесстрастном лице, — это удовлетворение.
Мгновенное осознание обрушивается на меня с оглушительным грохотом.
Его дочь. В этой комнате. Его комнате.
Гребаный грязный Ндрангета использовал свою плоть и кровь в качестве щита. Он подозревал о нападении еще до свадьбы и был готов пожертвовать своей дочерью, чтобы защитить себя.
Ближайший к Кассатто охранник поднимает пистолет повыше и делает шаг в мою сторону. Кассатто поднимает руку, чтобы остановить его.
— Это ты сделал со своими людьми? — спрашивает он меня.
Он даже не взглянул на девушку.
Я смотрю на нее, и мой взгляд прикован к ее длинным ресницам, которые обрамляют высокие скулы, когда она моргает. На переносице у нее рассыпаны веснушки того же цвета, что и ее глаза цвета виски. Она застегивает разорванную рубашку, ее тело дрожит. Она невинна, как олененок, несмотря на слой крови, покрывающий ее кожу.
Мой взгляд опускается к глубокому порезу на ее коже под ключицей. Она не прикоснулась к нему и не проронила ни слезинки.
Она так прекрасна, что мышцы, сжимающие мои ребра, бьются в бешеном темпе, угрожая сломать кость, ограждающую мою грудную клетку.
Смирившись со своей судьбой, я позволяю ножу выпасть из моей руки и падаю на колени.
— Я убивал своих людей, — говорю я, и мой тон столь же уверенный, сколь и смертельный. — И я сделаю это снова.
Кассатто медленно и размеренно ходит вокруг меня.
— Убить члена своей группы — все равно что убить семью, — говорит он. — Иногда это необходимо. По законам клана, это считается убийством чести, чтобы очистить кровь.
Ндрангета известны тем, что враждуют между собой в своих семьях. К черту законы их клана. Я убивал Примо и Себа не для того, чтобы запятнать свою репутацию, очистить свою гребаную родословную.
В мафии то, что я сделал, считается предательством. Я предал своих людей — людей, которые доверили мне свои жизни — ради нее.
Кассатто высоко поднимает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.
— Ты клянешься мне в верности, Доминик Эрасто?
Без колебаний я отвечаю:
— Да.
С этого дня я посвящаю свою жизнь служению Ндрангете, клану Кассатто. Я отказываюсь от своих прав по рождению, от своего наследия и становлюсь одним из них.
И все же, пока я даю клятву, обрекая свою душу на адское пламя, я не отрываю от нее глаз.
Она — cielo (итал.: небо), sole (итал.: солнце), angioletta — (итал.: мой маленький ангел).
И однажды она станет моей погибелью.
У одержимости есть имя.
Брианна Кассатто.
Глава 2
МНОЙ МГНОВЕННО ОВЛАДЕЛА ЯРОСТЬ ДЬЯВОЛА
Доминик
Наши дни
Чтобы накормить монстра, я должен пустить кровь.
Мой кулак натыкается на твердые очертания челюсти. Натянутая кожа на костяшках пальцев трескается от жгучего удовлетворения. Темно-красная кровь, льющаяся из разбитого рта Джино, подпитывает мой следующий удар.
