Вот это да. Впечатляет.
- Место начальницы в сбыте твое. Натаскаю сам. Продать новинки легко, но есть запас, которых нужно протащить по трем веткам и слить желательно дорого. Рекламации тоже присутствуют, тут сложнее. Народ сейчас избалованный. Особенно средний класс.
- Я понимаю. Думаю справлюсь. Семен, зарплата какая?
- Триста, Ир. Но ты же понимаешь, что выкручу за эти бабки. Готова? И с ребенком надо решать. Может мать вызовешь или няню наймешь?
Кому как ни мне знать, как «имеются» работники за хорошую ставку. Судорожно гоняю мысль, что одной с дочей не справится, поэтому хочу я того или нет, но прибегать к помощи Андрея придется. Видеть его сейчас не могу и не хочу, но выхода нет. Его просто нет! Мои и его родители живут в другом городе.
- Я согласна.
- М-да? – постукивает по столу, поразительно внимательно изучая взглядом. – Ира, ты ничего не хочешь сказать?
Вздрагиваю.
- Что ты имеешь в виду?
Вроде бы спокойно спрашиваю, но тремор в голосе скрыть не удается. К несчастью, действие успокоительных, на которых живу пару дней уже, заканчивается. Расклеиваться нельзя, тем более тут.
- Говорят, ты с вещами выпроводила Андрюху.
Что такое? Как? Кто сказал?
- Откуда ты знаешь?
- Ты не поверишь. Общим знакомым не спится крепко, если не покопаются в чужом белье. Даже знают, что он квартиру экстренно снял. Обитает на…
- Не нужно, – останавливаю Сэма. – Мне не интересно.
- Ясно, – он словно изучает меня, наблюдает за реакцией. Любимая фишка будущего шефа, вогнать в стресс и наблюдать, как человек выпутается. Креплюсь, смотрю, не мигая. Семенов удовлетворенно кивает. – Значит, новая жизнь. Прекрасно. К работе когда приступишь?
Вопрос с Варюшей еще не решен. Нужно срочно что-то придумать с садиком. Может недели хватит на привыкание, я же не знаю. Как сделать выбор между нашим жизнеобеспечением и самой дочерью пока непонятно. К сожалению, без денег мы долго не продержимся, а жить на подачки Андрея не хочу и не буду.
- Неделя, Семен Юрьевич. И я ваша.
В его глазах загорается огонь. Доволен, что выйду.
- Ира, на работе дистанция. Надеюсь, не надо объяснять?
- Нет, Сэм. Все предельно ясно. У меня вопрос.
- Ну?
- Почему – провожу рукой по фигуре – не спрашиваешь…
- Кхм, – прячет улыбку. – Иди.
Покидаю будущее место работы. Груз с плеч сброшен, теперь стану независимой. Я смогу, я справлюсь. Дам своей дочери все. Никакие мужики шага в мою сторону не сделают. Всех вон. Так я рассуждаю, пока иду на автобусную остановку.
Мой боевой дух наголову разбивает остановившаяся рядом машина мужа.
Глава 3
- Привет, – выскакивает Андрей. – Тебя подвезти?
Кажется, что мои глаза сейчас размером с тарелку для первого.
Это наглость? Дурость? Непосредственность? Что? То есть вот так просто, да? Закипаю мгновенно.
Фуууу.
Но даже пресловутое омерзение отступает на второй план, потому как еще чуть и разревусь. Рвется брешь. По внутренностям коловоротом проходится настолько безжалостно, что полное ощущение будто разрывной пулей в живот попало. Ударной волной бросает назад. Спешно кусаю губы, чтобы передислоцировать болячку.
Люди обволакивают нас ручейком, никому нет дела до двух разрушенных судеб. Словно на необитаемом острове стоим и смотрим друг на друга. Андрей с тревожным ожиданием, я пытаюсь быть безэмоциональной. Скрываю, что выпотрошена.
- Не нужно. Я сама.
Теперь моя любимая фраза. По-другому никак. Помощников не существует. Надеется не на кого. Так что вперед – я сильная.
- Ира, мы можем?
- Не можем.
- Да стой!
Касание обжигает.
Нет, не так. Оно палит к чертям мою выдержку. Нервы ни к черту, а сейчас вовсе горят. Сколько еще кипеть? Вмазать бы сумкой прям по башке, или хотя бы в волосы вцепиться, или лицо исцарапать. Закатить бабью визгливую истерику на всю Ивановскую, но не могу себе позволить. Не дам удовольствия видеть уязвимость и слабость.
- Что ты хотел? – высвобождаю локоть.
- Где Варя?
Вновь полосует. При дрянном характере мужа можно все, что угодно предъявить, но отцом он является заботливым. Тут не прибавить не отнять. Пусть буду гадиной, но я тоже умею резать по живому. Хотя бы так хочу крови.
- В садике.
- Ты что все же на работу выходишь? – с сомнением смотрит на деловой костюм. – Ей еще рано в сад.
- А-а-а… Точно, – складываю руки на груди. – Нам деньги нужны с дочерью.
- Я буду переводить. Вам хватит. Побудь еще с ней дома.
Зверею.
Я разве просила совета?
- Тебе нет дела до нас больше. Разведемся в ближайшее время. И дочь будешь видеть через суд. По времени! – припечатываю, глядя в бледнеющее лицо.
По лицу Андрея волнами ходит раздражение, злость, неверие. Проступившие эмоции не портят его, наоборот. Ковалев даже в гневе отвратительно прекрасен.
С тоской отмечаю, что он хороший кобель. Вон как девки пялятся, в открытую разглядывают. Господи, дай мне сил не вспомнить о чувствах, которые, конечно, не умерли. Они глубоко запрятаны. Очень глубоко и навсегда. Запрещу себе даже намеком думать о Ковалеве. Как Дэви Джонс спрячу сердце в сундук.
- Не посмеешь. Наши дела дочурки не касаются. Я ее отец, Ир. Ты не сможешь изменить факт. Ты не простишь, понимаю, – прячет дрожащие кулаки в карманах. – Ира, подумай.
- Я подумала, – растягиваю рот в змеиной улыбке. – По часам. Через суд.
Хочу остановиться, но не могу. Хочу причинить боль, хочу, чтобы страдал. С трудом корчу из себя суку, по жизни которой не являюсь от слова совсем. Я не просила изменять мне! Жри теперь.
Андрей, раздув ноздри, кивает. Челюсть на бок ведет, злится. Мне ой как знакома мимика. Значит зацепила самое болючее.
- Пока не буду переубеждать ни в чем, – говорит очень тихо, но я слышу каждый звук в шумном потоке. – Упивайся. Только я еще раз говорю, я не изменял!
- Правда? Да плевать мне, Андрей. Что твои слова, когда все видела своими глазами. Мне пора.
- Ну да. Иди. Имей в виду, не последний разговор у нас.
Быстрее желаю уйти. Дохожу почти до середины пешеходного и возвращаюсь. Основа рушится, вперед вырываются чувства. Хочу знать почему. Может неправильно, что поддаюсь порыву, а перебороть сил нет. Три дня в дичайшем напряжении, под воздействием препаратов летят на дно псевдо-рационализма.
Андрей дергается навстречу, но мой, наверняка, безумный вид останавливает. Подлетаю, хватаю за рукава рубашки и трясу. Выплескиваю боль, вытаскиваю наружу уродливый всплеск.
- Что тебе не хватало? Скажи. Ну! – ткань трещит под пальцами. – Что? Уюта? Разнообразия в еде? В сексе? Андрей, ответь.
- Ира, остановись.
Он пытается осторожно высвободится и обнять.
- Нет. Не дотрагивайся, – прорываю ногтями ткань. – Я растолстела? Так это декрет, Андрей. Так бывает, понимаешь?
- Не в этом дело.
- А в чем? – и тут до меня доходит окончательно.
Не в этом дело.
Ха, твою мать! Оговорочка. Значит все же было. Было!
Больно как, мамочка. Больно…
- Ирин, ты… – рубит ладонью, разрывая ткань окончательно. Заметив мою перемену, взволнованно прочесывает пятерней волосы. – Да блядь! Я не оправдываюсь. И ты не потолстела. Я тебя люблю, понимаешь это или нет?!
Нет дела до мимо идущих людей. Жизнь рушится в бездну. Оттуда не вылезти, не спастись от адского пламени безнадеги. Мне плевать.
На всех плевать.
- Закрой свой рот. Ненавижу! – припечатываю сквозь слезы. – Я тебя ненавижу!
Глава 4
- Не ори! – осекает Игорь. – Что разошелся?
Смахиваю со стола папки с бумагами. Размолотить бы все в щепы, да не получится. Распатронивает кишки. Разматывает и растаскивает, только сделать ничего нельзя. На хуй я повелся на Виноградову?
В тот вечер обстановка вела на кураж. Кампания вырвалась на новый рубеж. Другой уровень маячил красивой жизнью и башнесносящими перспективами.
