поставить в известность полицию. Они, кстати, хотят с вами пообщаться.
– Да… Но я сначала к Севе…
– Нельзя к нему, – терпеливо повторил врач, – потом, когда в терапию переведем.
– Но как же так? – я на минуту попыталась представить себе, как он там, один. Ему больно и плохо… И слезы опять побежали по щекам. – Он же один… Я должна поговорить, надо, чтоб он знал, что я здесь…
– Он сейчас ничего не поймет и не услышит, – сказал врач, – и до самого завтрашнего утра точно ничего не изменится, он в медикаментозной коме. Вы лучше пообщайтесь с полицией и езжайте домой. А завтра утром вернетесь. Отдохнувшей. Да и ситуация уже будет более ясной.
Он попрощался и ушел, а я… Я осталась стоять в коридоре, нелепо прижимая к груди сумку и почему-то глядя в его чуть поникшую спину, обтянутую медицинской курткой.
Одиночество и бессилие навалились с невероятной силой.
Я ощущала себя настолько ненужной и сейчас, что даже не могла поверить в случившееся.
Еще утром я готовила завтрак Севе, обсуждала с ним планы на вечер, на выходные, мы улыбались, шутили и долго, сладко целовались перед тем, как разойтись каждый на свою работу…
Буквально несколько часов назад я была полностью уверена в том, что случится вечером. И что произойдет завтра, послезавтра, строила планы на каникулы, на долгие летние месяцы…
И вот сейчас мой муж в реанимации, а я… А я даже не понимала, что делать. Чем ему помочь.
Такое чудовищное, жуткое бессилие!
Он там, а я тут…
Машинально обхватила себя руками, сжалась… И именно в таком состоянии меня и нашел сотрудник полиции.
– Арина Родионовна Леванская?
– Алина…
– Что, простите?
– Алина Родионовна… – не знаю, зачем я поправила его, наверно, просто по привычке, чтоб хоть что-то сказать, разбавить этот сгущающийся вокруг меня мрак.
Он кивнул, извинился.
И кратко изложил обстоятельства, при которых был найден мой муж.
Оказывается, на него напали в одной из квартир, которые он продавал, избили очень сильно…
На этом моменте я всхлипнула снова, зажала пальцами рот.
– Ему повезло, что хозяева квартиры вернулись раньше запланированного срока и нашли его, – продолжил лейтенант Кислов, – и повезло, что быстро приехала скорая. Я так понимаю, счет шел на минуты. И теперь я бы хотел задать вам несколько вопросов… Под протокол, Алина Родионовна. Вам придется потом еще приехать в полицию, но уже позже… Конечно, если вы сейчас не в состоянии, то можно и завтра… Просто надо это сделать как можно быстрее, чтоб мы могли начать полноценно искать тех, кто на него напал…
– Да, конечно, да-да…
Мы отошли в сторону, сели на лавочку, лейтенант достал бланки протоколов, принялся заполнять, задавать вопросы, на которые я отвечала машинально, даже не задумываясь. И честно, конечно же. Скрывать мне точно было нечего.
Нет, врагов не было.
Нет, в бизнесе не было никаких сложностей… Какие могут быть сложности у простого риелтора?
Нет, никто к нему личной неприязни не испытывал…
Нет, у нас нет материальных и имущественных сложностей… Кредит? Да, как у всех… Ипотека, машина в кредит… Детей нет. И родственников тоже нет… У меня родители далеко в деревне.
А у Севы только старший брат, которого он лет двадцать не видел… Нет, мы не имеем с ним связи, я даже не помню, как его зовут…
Нет, при себе ничего ценного Сева не носил… Как обычно: телефон, карточки, ключи. Все это есть в описи, то есть, люди, которые избили Севу, его не обокрали.
Лейтенант Кислов еще позадавал вопросы, на которые я стабильно отвечала в основном «нет». И сама все больше удивлялась, кому мог помешать мой безобидный Сева?
Мы тихо, спокойно жили, никому не делали зла, не вредили…
За что нам такое? Почему вдруг какие-то твари это сделали?
Кислов, наконец, понял, что от меня больше ничего не добьется, и отпустил с миром.
Ушел, предварительно попросив расписаться в протоколе опроса, а я осталась сидеть на лавочке в приемном покое и смотреть в одну точку.
Я совсем не понимала, что делать дальше. Куда идти.
Надо же что-то делать, да?
Куда-то идти?
Но проблема была в том, что я оказалась совершенно неподготовленной к такой ситуации, и просто растерялась.
Помимо душевной боли и переживаний из-за состояния Севы, про которое я не понимала ровным счетом ничего, кроме того, что все очень опасно и еще непредсказуемо, было совершенно неясно, каким образом мне поступать дальше.
О том, чтоб возвращаться на работу, речи не шло. Я не могла себе представить, как после всего случившегося просто захожу в класс и начинаю проводить урок.
Да и вообще, как отсюда, из больницы, уйти. А вдруг будет информация про состояние Севы?
Кроме этого, надо было сообщить, наверно, о случившемся на работу Севе? Или уже им позвонили из полиции?
А еще надо домой все же. Привезти Севе одежду, может, что-то нужно в реанимацию… Лекарства, еду…
От обилия глупых, беспорядочных мыслей пухла голова, и в итоге я позвонила единственному близкому человеку в этом городе, моей знакомой Эле.
Мы не то, чтоб были очень дружны, скорее общались, как приятельницы. У меня не было особенно много свободного времени на дружбу, а Эля, веселая разведенная девушка, мама дочери-подростка, любила погулять и развлечься.
Мы познакомились, когда я искала в интернете мастера по маникюру. Ее анкета была на одном из популярных сайтов. Я позвонила, договорилась, приехала… И как-то так получилось, что мы сразу же нашли общий язык.
Эля периодически бывала у нас в гостях, знала Севу, приглашала меня погулять или посидеть в кафе.
Я, на самом деле, ни на что не надеялась, когда звонила ей, просто хотелось услышать человеческий голос, хотелось, чтоб кто-то сказал, что все будет хорошо… Мне так важно было это слышать…
Но Эля удивила.
Услышав о моей беде, она тут же собралась и приехала в больницу.
Нашла меня, выспросила подробности, кивнула и пошла выяснять ситуацию.
А через пятнадцать минут я уже разговаривала с врачом, который оперировал Севу, слушала прогноз, неутешительный, даже не из-за внутренних травм, а из-за черепно-мозговой, потому что там что-то сдавило, и что-то повредилось… Я была в таком ступоре, что толком не поняла, что именно.
– Если придет в себя, будет уже отлично, – сказал врач, – не факт, что полностью восстановится, но появится надежда…
– Ну вот и хорошо, – сказала Эля, уже когда доктор попрощался с нами и ушел.
Мы медленно шли на выход, и я бессмысленно цеплялась одной рукой за сумку, а другой – за Элю, единственный мой якорь в этом безумии. – Давай домой, а завтра приедешь сюда. Ты знаешь, что надо с собой, да? Список есть? Дали?
– Да…
– Ну вот и хорошо. На работе возьми отпуск за свой счет. Деньги есть у тебя?
– Да… Мы на отпуск…
– Ну вот и хорошо… Нет, конечно, ничего хорошего, но не пустые карманы, это важно. Давай, я тебя довезу до дома.
Эля в самом деле добросила меня до дома, проводила даже до квартиры, но проходить отказалась, ссылаясь на занятость.
Я и не стала настаивать, хотя о том, что сейчас дверь закроется, и я останусь одна, думала с содроганием.
– Я вечером наберу тебе, поняла? – Эля обняла меня на пороге, – держись. Главное, что живой…
– Да… Да…
Дверь захлопнулась, и я осталась одна…
Совсем одна в нашей квартире. И нашей разрушенной жизни.
– Сева, нужно покушать… Давай, открывай рот… Вот так, вот так…
Я ворковала уже привычным за эти месяцы умильным голосом, призванным успокоить капризного ребенка, в которого превратился мой муж, и настроить его на нужный лад. Конкретно сейчас – заставить поесть без происшествий.
И пока что все шло хорошо.
Сева послушно открывал рот, глотал теплую, вязкую овсянку, даже не хмурился и не пытался выплюнуть все обратно, как уже не раз случалось.
Ободренная хорошим поведением мужа, я улыбнулась, а затем протянула ладонь и погладила его по щеке. Уже колючей, надо же, как быстро щетина отрастает…
Сева проглотил кашу и неожиданно легонько повел шеей, словно ловя ласку моей руки. Я замерла, вглядываясь с надеждой в спокойные,
