вперед и в сторону.
Все происходит так быстро, что я ничего не успеваю понять.
Жизнь не проносится перед глазами, я чувствую запоздалый страх, ужас и… понимаю, что уже лежу на асфальте.
Пытаюсь подняться, но небо с укором опрокидывается на меня снова и снова, толкает на асфальт!
— Да ты больная, что ли, б…ь! Кукухой поехала, дура! Какого хрена ты под колеса бросаешься! Идиотка! — орет во все легкие водитель, выбираясь из машины. — Жить надоело, иди тихо убейся, слышишь! Других под суд не подводи! Дура!
Водитель припечатывает мне нелестными словами еще раз, с матом.
Но несмотря на ругань, мужчина наклоняется надо мной.
Очередная попытка встать заканчивается ничем. Нога меня не слушается!
Ощутимо сильный толчок в плечо вынуждает остаться меня на месте.
— Лежи! Живая хоть, и на том спасибо, — все тот же злой, раздраженный и полный страха голос. — Учти, у меня в машине видеорегистратор, сбрить денег с меня, как с лоха, не выйдет! Поняла?!
Он звонит куда-то, на меня резко накатывает пониманием, что я чуть не погибла. По глупости! Я едва не погибла сама и могла подставить другого человека.
Могла подставить его, подвести под срок. Я… и себя жизни могла лишить, и невинному человеку жизнь испортить была способна.
— Простите! Простите, я не хотела… Не подумала. Я не специально… Ничего такого!
В груди набухает шар, который вот-вот лопнет, и проливается бурными слезами. Плачу навзрыд, не в силах остановиться.
— Думай в следующий раз!
Взгляд скользит по мне уже без злости, скорее, с легким раздражением, пока он слушает, что ему отвечают. У него светло-карие глаза, с золотистыми крапинками, широкое. открытое лицо, короткая стрижка. Его лицо отпечатывается у меня в памяти, как мгновенный фотоснимок.
Потом мужчина со вздохом смотрит на большие часы на запястье и снова бранится вполголоса, звонит.
— Серега? Я не успею приехать, сорри. Кинулась мне тут под колеса одна… Решить надо. Ага… Прикинь. Нет, я норм. Тачка — тоже, — оглядывается. — Да, вроде норм, ни царапинки. Сама, дура, пострадала…
Собеседник слушает довольно резкие слова в ответ, собеседник водителя тоже бранит меня, не стесняясь в выражениях.
— Позже созвонимся, — бросает мужчина, спрятав телефон в карман кожаной куртки.
— П-п-простите. Я, правда, не хотела никому вредить.
Боль накатывает. Нога… Меня начинает трясти. Дрожь усиливается.
Внезапно до моего слуха доносится голос человека, которого я в этот меньше всего хотела бы слышать!
Голос моего супруга.
— Ксюша! Ксюш… Ты что творишь, а?! Дура… Ты какого хрена творишь?!
Голос мужа злой. Кипит раздражением похлеще, чем голос водителя, под чью машину я угодила. Невольно сжимаюсь, слезы все еще текут. Только теперь уже по другой причине.
— Вот видишь, что ты наделала! — бросает с укором Илья.
Аккуратно подтянув брюки на коленях, присаживается рядом со мной.
— Что творишь?! — встряхивает меня за плечи.
— Уходи! Не трогай меня! — бью его по руке. — Не трогай! Вали к ней! Вали! — кричу сквозь слезы. — Иди к ней! К любовнице своей с ребенком… Иди к ней.
— Не устраивай сцены… — скрипит зубами Илья.
Лицо напряжено, побелело. Глаза еще более ярко смотрятся на лице, перекошенном от эмоций.
— Интересно девки пляшут, — усмехается едва слышно водитель.
— Мужик, не обессудь. Сама виновата, сглупила. Давай на месте решим? Без гаишкников и прочей ерунды? — предлагает муж.
— Я скорую уже вызвал. По-любому придется оформить. Решать здесь нечего, машина не пострадала, но…
— Тогда я ее просто забираю. Если ты без претензий, — предлагает Илья.
Муж тянется ко мне решительно. Челюсти сжаты, взгляд полыхает ядовитой синевой.
Со слезами, пытаюсь встать снова, и теперь бол накрывает полностью. Чувствую ее в полной мере.
Вот теперь я чувствую, что пострадала.
По собственной глупости…
— Эй, куда! Ты что творишь, мужик? Не трогай, можешь хуже сделать. Скорая уже в пути.
Боль пульсирует и жидким огнем распространяется по телу. Ухожу под нее, будто ныряю в ледяную прорубь.
* * *
В больнице тихо и чисто, пахнет лекарствами. Многие не любят этот запах, а я люблю, напоминает о папе — его нет с нами уже полтора года, и мне до сих пор грустно… Сейчас еще горше от того, что его нет со мной. Так горько…
Слезы льются и льются, но теперь уже тихо, без истерик. Сил не осталось. В голове звучат фразы врачей…
Сложный перелом.
На ногу смотреть страшно — отекла очень сильно, раздулась. В качестве предоперационной подготовки — скелетное вытяжение. Потом еще сосудистая и метаболическая терапия, лимфодренаж… Потом предстоит операция… Открытая репозиция перелома и фиксация лодыжки пластиной и винтами. Медицинские термины меня не пугают, отец был хирургом, но по его стопам я не пошла.
Важно одно — я застряла в больнице надолго.
Наверное, это даже к лучшему: я не буду мешать своему мужу… видеться со второй семьей. Хотя, наверное, уже мешаю.
Именно сейчас мешаю тем, что он вынужден со мной возиться!
Слышу голос мужа в коридоре возле палаты. Здесь слышимость просто прекрасная! Или он просто больше не видит смысла скрываться?
— Карина, сегодня не смогу. Поцелуй Давида за меня.
Карина и Давид.
Вот и узнала.
Давид… Значит, у мужа — сын. Давид Ильич? Интересно, кто называл ребенка?
Тяжелый выдох.
Кажется, Карина недовольна и высказывает моему супругу по полной программе.
Потому что муж отвечает так, словно злится, что ему приходится оправдываться:
— Карин, сказал же. Серьезная ситуация. Жена под машину попала! — добавляет. — Я с ней в больнице. Плюс перед отлетом у меня полно дел. Карин, давай без истерик, а? Мне уже сегодня трахнули мозг. Давай хоть ты не станешь? Будь умницей… Ну, что ты начинаешь? Нет, я не отменю командировку. Нет, не смогу, у меня важные встречи. Слушай, я и так просрал сегодня полдня с этой…
Вот так.
«Просрал подня с этой…»
«С этой» было сказано про меня.
Я для него теперь просто «эта…»
Хочется накрыться подушкой.
Голос мужа удаляется по коридору, и я не имею возможности услышать, как он меня называет. Но воображение рисует разное и все в самых нелестных выражениях и дурных красках.
Зачем ему я?!
Если там — семья, сын…
Зачем ему я, если не любит?!
Она
Потом мне приходится делать вид, что я сплю, когда Илья входит в палату. Хоть я закрыла глаза, укрывшись одеялом, но даже так я чувствую взгляды мужа.
Чувствую, как он смотрит. Наверняка со льдом, осуждающе. Море в его глазах совсем ледяное и холодное, безжалостное.
Поправляет одеяло, немного тянет
