его ниже, чтобы было проще дышать. Но мне, наоборот, сложнее, потому что так он видит мое лицо и трогает его пальцами. Собирает влажные прядки волос.
Невыносимо чувствовать его прикосновения, нежные и внимательные, будто ему есть до меня какое-то дело!
Лжец…
Ненавижу его. Просто ненавижу… Всей душой ненавижу!
— Ты же не спишь, Ксюш. Точно знаю, не спишь. Спишь ты совсем по-другому, — говорит тихо и наклоняется.
Его дыхание на моем лице, прохладное, мятная жвачка и немного табака. Он курил? Не знала, что он курит…
Успеваю отвернуться, прежде, чем его губы коснулись моих. Мажет по щеке губами.
— Уходи, — сиплю.
— И кто о тебе, дуреха, позаботится, если не я? — спрашивает.
Пытается смягчить слова, но смысл все равно паршивый: ты никому не нужна. Вот что он хочет сказать.
— Оставь меня. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Не хочу, чтобы ты меня трогал! Не хочу, уйди!
Отбиваю его руку, Илья лишь крепче прижимает ладонь к моей щеке, удерживает.
— Ты в стрессе. У тебя шок. Придешь в себя, мы поговорим спокойно.
— Не о чем говорить… У тебя… У тебя… Баба! Баба на стороне! И ребенок…
От обиды у меня даже сопли текут, не самое приятное зрелище. Илья протягивает мне салфетку и трет под носом.
Больше всего мне обидно, что со мной Илья детей заводить не хотел! Не хотел!
Я-то думала, он обо мне заботился, как о личности! Даже гордилась тем, что он не спешит загнать меня в рамки простого быта и исключительно ухода за детьми. Ох, как я этим гордилась… Он и начинание мое поддерживал. Теперь, выходит, все ложь. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.
— Я бы даже сказал, два ребенка.
— Тем более! Тем более, если два… То и там живи! — вылетает из меня с болью. — Не трогай меня.
— Тебя я тоже имел в виду, глупая. Ты ведешь себя иногда, как ребенок, — откидывается на спинку стула. — Скажешь, не так?
Замолкаю. Смотрю на него с обидой. Он старше… В этом все дело?
Я всегда говорила о нем, как о сдержанном, взрослом, серьезном мужчине. Может быть, он только со мной такой. И он не сдержанный, а просто холодный.
Может быть, с ней, с другой женщиной, он горячий и страстный?
Конечно, все дело во мне! Еще и ребенком обзывает…
— Мне плохо, я хочу отдохнуть.
— Я бы хотел поговорить с тобой до командировки. До моего отъезда, — задумчиво барабанит пальцами по креслу.
Он не любит оставлять дела на потом. Хочет решить все здесь и сейчас. Ехать со спокойной совестью.
— Не надо делать вид, будто тебе не плевать. Я все слышала. Твой разговор с бабой слышала! Ты даже по имени меня не называешь… Говоришь «эта…» — набираю воздух, передразнив его голос. — «Слушай, я и так просрал сегодня полдня с этой…»
— Я и так просрал сегодня полдня с этой аварией, — заканчивает хищным тоном. — Все. Не накручивай себя, Ксюш. Тебе выздоравливать надо. Поправляйся. У нас с тобой все будет хорошо. По-старому. Ничего не изменится.
— Ничего не изменится?! — переспрашиваю. — Все уже изменилось. У тебя женщина и ребенок. Где-то там… Ты от меня детей иметь не хочешь. Все изменилось. Все!
— К разговору о детях мы можем вернуться позднее.
— Да не пиз…и! — вырывается у меня с губ.
Илья хлопает меня по губам кончиками пальцев.
— Не выражайся. Ты же девочка.
— Я давно уже не девочка, ты сам… Сам лишил меня невинности! Ты… Был моим первым, единственным мужчиной и обманул, растоптал мое сердце! И я тебя ненавижу, презираю, больше никогда не желаю тебя видеть… Даже знать не желаю!
— Ясно. Кипишь, — кивает. — Ничего, успокоишься. Шок пройдет, мы поговорим. Позже поговорим, как взрослые люди.
— Поговорить хочешь? Давай! Брось эту бабу и ребенка. Брось их! Прямо сейчас при мне позвони и… бросай немедленно. При мне бросай! Скажи, что больше не придешь, не позвонишь… Больше ничего! — требую, схватив его за запястье. — Вот такие разговоры я понимаю. Только такие!
Илья застывает. Глаза темнеют.
Губы сжимаются в тонкую линию.
В его голосе звучит сожаление:
— Мир не черно-белый, малыш. Поговорим позднее, идет?
Пока я возмущенно киплю, он все-таки успевает поцеловать мои горько-соленые губы.
Целует и уходит…
* * *
У Ильи билет на самолет этой ночью. Знаю, что ничего не отложит.
Полетит…
Мне предстоит операция, но муж не считает нужным остаться и поддержать меня. И со второй семьей расставаться не желает.
Уверен, что все останется по-прежнему.
Я безумно сильно обижена, моя душа разбита на осколки.
Илья даже не подозревает, как сильно я его люблю, и что от этой любви больше ничего не осталось, кроме боли.
Всегда себе на уме, вот и ответ. У него есть, о ком заботиться и думать, кроме меня и бизнеса. Есть семья, ребенок… Боже!
Не могу забыть его слова.
«Ребенок у меня уже есть, хватает…»
Ему — всего хватает. У него жена, любовница с ребенком. Он словно восточный мужчина, который имеет право завести вторую семью по своим законам веры!
Не смогу забыть. Простить тоже не смогу!
Меня больше всего жалит словами, что одного ребенка ему хватает, а от меня он детей не хочет! Не хотел… Чувствую себя униженной.
Это не забота обо мне, как о личности, не переживания, чтобы я занималась тем, чем по душе, и смогла чего-то достичь…
Он просто прикрылся этим, как щитом, и спрятал истинные мотивы.
* * *
Ночь без сна. Утро встречаю в кошмарном, разбитом состоянии…
Но все-таки беру телефон и звоню в агентство, где мы наняли домработницу. Иногда она приходит, помогает с генеральной уборкой…
Уточняю детали. Да, Илья позаботился, чтобы, пока его не было, в доме было чисто. Какой молодец, все предусмотрел.
Я прошу сделать для меня кое-что еще…
Заказываю уборку в пустующей квартире папы, рассказываю, где взять ключи. Домработница эта, Елена Сергеевна, уже больше года нам помогает, поэтому я уверена в ее порядочности.
Я прошу собрать вещи. Все мои вещи.
Собрать и перевезти на другую квартиру…
И потом, когда это сделали, через приложение отправляю заявку на развод.
Илья так и не поздравил меня с годовщиной, а я поздравлю. Чуть-чуть позднее, но поздравлю.
Уверена, он уже получил уведомление.
Но я все-таки отправляю ему фото отправленной заявки и дописываю:
«С годовщиной, лжец!»
Она
Илья перезванивает.
Я нарочно не отвечаю. Пальцы трясет безумно, когда перевожу телефон на
