находятся по другую сторону кухни, но темнота поглощает их.
Мужчина издает какой-то звук в задней части своего горла, впитывая все это. Я понятия не имею, о чем он думает. Или почему я должна так стремиться к его одобрению. Как будто в этой печальной обстановке есть что-то, что можно одобрить. Или есть какая-то польза от того, что убийце нравится его квартира.
Снаружи раздается полицейская сирена.
Потом еще одна.
И мгновение спустя я наблюдаю, как вспышки красных и синих огней отражаются в ночи, когда полицейские машины проносятся мимо моей многоэтажки.
Медленно я перевожу взгляд на стоящего передо мной мужчину.
Он передергивает плечами, и край его рта растягивается в ухмылке.
Этот человек бежит от копов.
Он скрывается от копов и стоит в моей гостиной. Как будто ничего не случилось. Как будто он просто решил пойти домой другим путем.
Его тело смещается, и я думаю, что, возможно, на этом все и закончится. Полиция проехала мимо, теперь он может уйти.
Но он поднимает ногу и подходит ближе.
Паника начинает разгораться во мне все ярче, достигая точки кипения, когда очередной порыв ветра поднимает край его пиджака.
О боже, у него пистолет.
Но он не достает его. Он просто… опускается на диван.
На мой диван. Рядом со мной.
И снова мой рот открывается, но ничего не выходит.
Что он делает? Что происходит?
— Я люблю этот фильм, — говорит он, почти про себя.
Что. Черт. Возьми. Происходит?
Его большое тело занимает слишком много места на диване. Вся моя мебель маленькая. Маленькая, потому что моя квартира маленькая. Маленькая, потому что здесь всегда только я.
Я застываю на месте, размышляя, стоит ли мне что-то сказать, но он продолжает смотреть в телевизор.
Он… он просто собирается остаться здесь?
Я начинаю двигаться, размышляя, не встать ли мне и не ускользнуть.
— Я бы предпочел, чтобы ты не вставала. — Он не поворачивает головы, когда говорит это, его тон непринужденный. Но невозможно скрыть тот факт, что это не просьба.
Мое дыхание учащается, когда я продолжаю смотреть вперед. По моим рукам бегают мурашки.
Отлично, теперь моя животная реакция решает разобраться в ситуации.
Нет никаких сомнений, что этот человек опасен.
И он слишком близко.
Я никогда не позволяю мужчинам подходить так близко.
Все мое тело начинает дрожать.
— Пожалуйста, не… — Я прерываю свою мольбу, не желая выражать словами свои конкретные страхи.
Я слышу шорох ткани, когда он начинает поворачиваться ко мне, и я зажмуриваю глаза.
Этого не может быть. Это не может быть реальностью.
— Расслабься.
Большая рука ложится на мое бедро, и я напрягаюсь еще больше. Вес его ладони вызывает тревогу, тепло его прикосновения обжигает меня сквозь одеяло.
Его рука надавливает с большей силой.
— Расслабься.
На этот раз его тон еще мягче, и я пытаюсь сделать ровный вдох. Темный аромат заполняет мои ноздри. Это кожа, огонь и одеколон.
Господи.
Я открываю глаза.
Он наклоняется ко мне, еще больше вторгаясь в мое пространство, и эта поза должна казаться доминирующей. Но что-то в языке его тела, или, может быть, что-то в его глазах, заставляет мое тело подчиниться. Заставляет меня расслабиться, хотя бы немного.
Его взгляд путешествует по моему лицу, и так близко я вижу оттенок зеленого в его глазах. Они потрясающие.
Его глаза возвращаются к моим.
— Я не собираюсь причинять тебе боль.
Когда я не отвечаю, он наклоняет голову вниз, в этом движении подразумевается приказ.
— Хорошо. — Я произношу это слово в основном через рот, мой голос слишком тих, чтобы расслышать, но он все равно кивает, и довольный взгляд пересекает его черты.
Доволен тем, что я ему верю? Верю ли я ему?
Его рука соскальзывает с моего бедра, унося с собой тепло.
— Можно?
Что можно?!
Прежде чем я успеваю начать накручиваться, он поднимает миску с попкорном с места между нами.
О.
Не дожидаясь ответа, он откидывается назад, ставит ноги на журнальный столик и ставит миску на колени. Затем, как всегда непринужденно, он перекидывает одну руку через спинку дивана, пальцы почти касаются моего плеча, как будто он здесь для свидания, а не для вторжения в дом.
Я смотрю, как он начинает есть попкорн, целыми горстями за раз, не роняя на себя ни единой крошки.
Я должна что-то сделать. Должно быть что-то, что я должна сделать.
Его челюсть работает, пока он жует, мышцы на шее напрягаются.
То есть я знаю, что должна уйти. Или заставить его уйти. Но как?
Не сводя глаз с его профиля, ожидая, что произойдет дальше, я слышу, как персонаж на экране говорит о мужестве. И мне больше всего на свете хочется, чтобы у меня ее было хоть немного.
— Как тебя зовут?
Я подпрыгиваю, когда он говорит, затем прикусываю губу.
— Эм… Не думаю, что мне стоит говорить тебе об этом.
Я вижу, как его глаза перебегают в мою сторону.
— Умная девочка.
Эти два слога отражаются от моей кожи.
Мои пальцы крепко сжимают одеяло, натягивая его еще выше.
Я не могу считать этого мужчину привлекательным. Действительно не могу.
Мой желудок сжимается, а мой глупый мозг использует этот момент, чтобы напомнить мне, что я, вероятно, выгляжу как какой-то неухоженный беспорядок.
Не то чтобы это имело значение. Мне не нужно, чтобы этот незваный гость считал меня сексуальной. На самом деле, наверное, лучше, чтобы он этого не делал. Лучше, если у меня будет запах попкорна изо рта и хвост, который нужно поправить. И челка, которая растрепалась в разные стороны с тех пор, как намокла, когда я смывала косметику с лица, прежде
