рюкзака одеяла, в которые я заботливо кутаю ребят с головой.
— Все будет хорошо, — беру на себя роль переговорщика, пока он стряхивает грязь со штанов. — Немного потерпеть осталось, и дома окажетесь. Любите горячее какао?
— Компот с облепихой, — вздыхает пацан. — Мама вкусно делает.
— Отличная идея!
— Я хочу к маме, — шепчет девочка, ее зовут Алиса.
— Твоя мама, наверное, с ума сходит. Думаю, вашего тренера… эм… — я стреляю глазами в Тима, — родители накажут. Как-нибудь особо жестоко.
Тот хмыкает. Чувств теплых, впрочем, не проявляет, держится отстраненно и даже прохладно.
Говорит по телефону:
— Да, видимых повреждений нет… Откуда я знаю, я же не врач! Болтают, пьют чай, улыбаются… Ну конечно, они замерзли и перепугались! Бесподобные вопросы!.. Да, парень провалился в овраг, боевая подруга, всем бы такую, полезла помогать и застряла. Друг друга в итоге не бросили… Ага. Сейчас привезем. — Тим смотрит девочке в глаза и спрашивает: — Мотоциклов боишься?
— Нет, — отвечает она решительно.
— Отлично. Алиса не боится, парень, если что, потерпит. До связи. — Он сбрасывает вызов.
Рев приближающихся эндуро становится громче: а вот и подмога в лице второго волонтера. Наши ребята тоже подтягиваются. Когда я думаю, что опасность миновала и мы еще успеем до полной темноты закончить маршрут, вдруг оказывается, что один из запасных волонтерских шлемов поврежден.
Тим пытается чинить сначала, потом очерчивает глазами присутствующих и останавливается на мне.
— Шлем одолжишь? Я не могу отдать свой, потому что повезу ребенка.
Есть такое правило — при перевозке пассажира, особенно ребенка, на мотоцикле и он, и водитель обязаны быть в шлемах. Если мотоциклист предлагает вам сесть впереди него без защиты — он идиот. Если он снимает свой шлем и отдает вам — он еще больший идиот: мушка в глаз попадет, и хана обоим. С эндуро это правило тоже работает.
— Давай лучше я, — говорит лидер, снимая свой.
— Твой будет великоват, — перебиваю.
Я и правда единственная девчонка в группе, у меня самый маленький размер. Медленно снимаю маску, поправляю длинные волосы в хвосте.
— Если хочешь, вези ты, — говорит Тим. — Я поеду следом, подстрахую.
Быстро мотаю головой:
— Не рискну взять пассажира.
Протягиваю мальчику шлем. Глаза Тима тем временем ко мне будто приклеиваются. Он пялится подозрительно долго, отчего сердечная мышца ускоряется.
Я так долго не общалась с парнями, которые не врачи и не медбратья, что в момент ощущаю блаженный ужас. Таких, как я, не трахают, это незаконно. Увы.
Во рту пересыхает. Накидываю на голову капюшон, надеваю маску.
— Поедешь с нами тогда, — командует Тим. — До базы недалеко. Сильно гнать не будем.
— Конечно. Все будет нормально, я умею ездить.
Машу ребятам и возвращаюсь к эндуро.
Волонтеры усаживают к себе детей, девочка просится к Тиму, несмотря на его холодность. Это выглядит забавно и выдает всю нашу девичью сущность.
Друг за другом спокойно пересекаем лес. Я в самом конце, не гоню, не выпендриваюсь и спустя час пути спокойно выезжаю на трассу. По прямой немного распускаю крылья, наслаждаюсь ветром, скоростью и свободой.
Впервые за долгое время я делаю то, что умею. И снова чуточку влюбляюсь в жизнь!
На базу мы приезжаем с последними лучами солнца. Дети кидаются к родителям, я иду сдавать в прокат мотоцикл и снарягу. Украдкой наблюдаю за Тимом, тот тоже сдает эндуро. Ага, не его, значит. Не профи.
Он уже переоделся — сейчас в черных джинсах и белой футболке, из-под рукава которой виднеется тату. Волосы подстрижены коротко. Короче, чем обычно стригутся парни в наше время.
Краем глаза замечаю, что на меня поглядывает заинтересованно. Движения у него плавные, неспешные, и я успеваю оценить широкие плечи. Плоский живот. Опять же симпатичное лицо. В какой-то момент ловлю прямой взгляд и быстро поощряю улыбкой.
Тим тоже улыбается уголком губ. Самоуверенно, удовлетворенно. Капец. Закатываю глаза и демонстративно отворачиваюсь.
А потом он подходит.
Сердце частит. Ладони потеют. Я ощущаю все эмоции сразу, и от удовольствия просто все это чувствовать — едва не реву.
Тим говорит совсем рядом:
— Тебя подбросить?
Оборачиваюсь и смотрю в упор без стеснения и дешевого кокетства.
Нет, глаза у него не пустые. Темные, как будто привыкшие быть печальными. А еще диковатые, на грани с агрессией.
Неделю назад меня нехотя выпустили из клиники. Нехотя — потому что я могу представлять опасность для самой себя и совершать странные поступки. Я смотрю в глаза совершенно незнакомому мужику и говорю:
— Можно.
Они были правы.
Тим усмехается и кивает идти за ним.
Мой мобильник в кармане, и он снова выключен. Я бросаю прощальный взгляд на базу, где рано утром получала снаряжение. Люблю это место. Чаще всего я скучала именно по здешней природе, влажному, сочному воздуху, густому запаху трав, приносимому ветром. И наверное, по себе прежней.
На парковке один тусклый фонарь, но марку машины я различаю: Supra. Неплохо. Черная спортивная тачка отзывается на брелок. Широкая, но довольно низкая, как гроб на колесах.
До лечения я не могла находиться в салоне автомобиля и минуты, крыло приступами, поэтому нерешительно останавливаюсь. Сюда я приехала на автобусе, сидела у открытого окна.
Тим галантно открывает пассажирскую дверь, поднимает глаза, и я… решаюсь. Мы удерживаем зрительный контакт, пока подхожу. Усаживаюсь.
Глубокий вдох.
Он захлопывает дверь и занимает водительское кресло.
В те пару секунд, что я находилась в салоне одна, было стремно. Когда Тим сел рядом — отчего-то полегчало. Пристегиваюсь и немного опускаю стекло.
— Закрой, я включу кондиционер.
— Не хочу.
Он моргает, но не комментирует.
В салоне чисто, пахнет приятно. Свежестью, какой-то ненавязчивой пахучкой. Хвоей?
Машина трогается.
— Тебе куда?
Я называю адрес сестры, у которой остановилась.
Тим кивает, достает жвачку. Тут же протягиваю руку, и он угощает парой подушечек.
Очень мятная, аж зубы сводит. Гадость.
— Я предпочитаю арбузную, — говорю вслух.
— А я нет.
Мы выруливаем на трассу, и он выжимает газ. Руль держит уверенно, как будто даже по-спортивному. Мой отец обожал гонки, мы с сестрой росли, слушая новости с заездов. Гонщиков «Формулы 1» я выучила раньше, чем домашний адрес.
Тим смотрит на дорогу.
Некоторое время едем в тишине. «Супра» шумит ровно, не вызывающе.
Я отдаю себе отчет, что дышу спокойно, сердце стучит, но не из-за панических атак. Лечение помогло?
Тим не спрашивает мое имя. Ничего не спрашивает, и это наверняка неправильно. Не мне, конечно, судить о нормальности, я русскую речь в последние годы слышала в основном по телику, не говоря уж о длительных диалогах с кем-то. Но до девятнадцати-то лет я