его чуть туже. И толкается бедрами.
***
— Такой быстрый оргазм, — хвалю я. — Почти рекорд.
— Почти?
— Почти.
Желваки Тима смешно напрягаются, и я возвращаюсь на пассажирское сиденье, Наклоняюсь за салфетками и привожу себя в относительный порядок. Натягиваю штаны. Бросаю в воздух:
— Молодец.
— Ты вроде сделала все сама, — парирует он с чуть неловким смешком.
Поцарапала эго, малыш?
— Да ладно. В супре иначе не развернуться.
— Ты даже знаешь, что такое супра?
— Я даже знаю, что она у тебя предпоследнего, четвертого поколения, хоть и после рестайлинга. Или денег не хватило на движок от немцев, или убиваешься по классике. Почему-то ставлю на второе.
После близости скованности нет, потому что нет обманутых ожиданий.
Я, разумеется, не мечтаю, что мы на следующем повороте свернем в сторону загса и Тим, влюбившись, укроет меня от семьи и врачей. Случайные попутчики, которые отхватили кусок кайфа на трассе. Плевать, что он обо мне думает. Хуже правды ничего быть не может.
У него нет сигарет. Я пристрастилась к ним в клинике. Иногда я думаю, что меня спецом на них подсадили, потому что подсовывали постоянно. Как собаку, поощряли за хорошее поведение. Я курила от скуки, когда выбралась — перестала. Забыла о них. Впервые захотелось, но не так, чтобы умереть.
А вот воду пью жадно. Тим пока штаны натягивает, по затылку проводит. Дышит все еще шумно, поверхностно. Ремень валяется на заднем сиденье. Я потираю горло.
— Болит?
Это что, забота? Неплохо.
Слава богу мы обходимся без малыша, детки, зайки и прочей пошлятины. Тим не пытается сгладить ситуацию. А вот в сексе он старался, чувствовалось в процессе. Был внимательным, терпеливым, мне это понравилось. Тело до сих пор горит после первого за много-много-много-…-много месяцев оргазма.
— Нет. Немного. Пройдет.
— Окей.
Я включаю свет ярче, опускаю солнцезащитный козырек и рассматриваю себя в зеркале. Тим поправляет штаны, краем глаза замечаю, что он все еще возбужден. Макияжа на мне нет, все-таки собиралась на эндуро катать, а не на свидание.
Он прочищает горло.
— Хочешь еще раз?
Зацепило все же? Хах.
— Нет, спасибо.
Усмехается. Будто не ожидал.
— Жаль. Может…
— Нет, — перебиваю.
— Окей.
Такое ощущение, что гора с плеч упала. И я не уверена, стоит ли продолжать. Первый секс был диким и сумбурным, неуклюжим, потому что тесно. Второй угрожает стать нежным, а после нежности неминуемо наступает откат. Сомневаюсь, что мне сейчас стоит ставить над собой такие эксперименты. Да и парень, пихающий член в девицу, которую видит впервые, — очевидно, не мой выбор.
— Может, уже поедем? — интересуюсь стервозно.
Тим возвращает сиденье на место.
Я обуваюсь, пристегиваюсь.
— Я вспотел, пока гонял по лесу, — говорит он. — В этом дело?
— Что?
— Воняю?
— Нет! Эм… в смысле я тоже вспотела. Думаю, мы квиты. Ха-ха. Давай уже поедем.
Наверное, мне было бы ужасно неловко, если бы я рассчитывала на второе свидание.
— Мне нормально, — поспешно заверяет Тим, и я смеюсь, одновременно злясь и ощущая себя польщенной.
Больше не говори ничего. Умоляю. Не порти о себе впечатление.
Сидит. Выжидает. Я вновь потираю горло и выпаливаю:
— Бензин закончился?
Он заводит движок и выруливает на пустую трассу. Я же оглядываюсь, запоминая местность, время, свои эмоции. Запоминаю запах попутчика и вкус его поцелуев. Раньше бы я никогда не сделала ничего подобного. В том, чтобы быть не в себе, как будто появляются плюсы.
Я посылаю здравый смысл и стыд куда подальше. Не корю себя. Хватит уже. Сколько можно чувствовать себя не такой, как надо?
А еще я ощущаю ожог. Эта встреча точно оставила его на мне, невидимый узор. Какой-то безобразный, как и любой секс без любви для романтичной особы. Но при этом хочется сохранить его на память. Уже знаю, что, если меня снова запрут, я буду часто вспоминать Тима.
Мы едем не меньше часа, когда начинаю дремать. Я встала до рассвета, чтобы добраться к восьми на эту станцию. Большая нагрузка, стресс, свидание — все это поело силы. Я сворачиваюсь клубочком по возможности и закрываю глаза. Различаю сквозь дрему:
— Насть, опусти спинку сиденья. Будет удобнее.
Слушаюсь. Так действительно удобнее, и я мгновенно проваливаюсь в пустоту.
Лишь потом, плавая в глубоком сне среди розовых пони, мой разум дефрагментирует полученную за день информацию и с большим трудом выуживает из логической цепочки заключение: я Тиму не представлялась.
Резко открываю глаза, уже понимая, что случилось. Леденею.
Мы в городе, едем по оживленной улице. За рулем по-прежнему Тим, поглядывает в навигатор.
Пораженная, потираю лицо, поднимаю спинку сиденья и сажусь ровно.
Только боженьке известно, что мои родные написали про меня в заявлении о пропаже.
Тим останавливает машину у дома с эмблемой волонтеров.
— Ну ты и сволочь, — говорю я сквозь зубы.
— Извини. Опиоидная зависимость — это серьезно. Мне жаль, что ты в это вляпалась, но надо выбираться. Тебе обязательно нужно закончить лечение.
Я качаю головой и выхожу на улицу. Реветь хочется нестерпимо! Меня словно ранили, избили. Не тело — душу!
Спорить бессмысленно, доказывать что-то — пустая трата времени. Он не поверит, что я никогда не принимала наркотики. Все наркоманы лгут, что они не такие. Он просто не поверит.
Мама кидается ко мне, обнимает крепко. Рядом с ней прихвостень отчима, стоит, скрестив на груди руки. Я смотрю на него с немой решимостью.
Как обидно.
— Ну почему наркоманка-то? За что?
Я как будто упала в его глазах ниже дна.
Мама тараторит без остановки, причитая, что ж я себя так неосторожно веду и почему так с ней поступаю. Что наркоманов ищут активнее всего, что эта ложь ради моей безопасности.
Я кожей чувствую, что супра все еще позади. Оборачиваюсь. Мы на свету стоим, а Тим в тени, поэтому не видно, смотрит ли он на меня или, например, строит новый маршрут в навигаторе, а может, и вовсе переписывается с подружкой. Но на всякий случай опять разочарованно качаю головой.
Я понимаю, что ты не в курсе. Что хотел как лучше. Волонтеры работают бесплатно, они ищут потерявшихся людей, помогают, спасают.
Я всего лишь хотела покататься на мотоцикле. Из-за тебя меня снова запрут в психушке.
Мама продолжает щебетать, и я позволяю отвести себя в лимузин. Большой, просторный. В обычных машинах ездить не могу, бьет паника, поэтому путешествую или в микроавтобусе, или пафосно, с фанфарами. Я — будто сам праздник!
А в супре — смогла даже спать. Надо об этом подумать.
Я сажусь в лимузин и натыкаюсь глазами на отчима. Он с кем-то говорит
