— Ты собираешься выяснить у нее детали — кто, как, где, когда?
— А то с чего же начинать-то?
Конни покачала головой.
— Я всегда подозревала, что у Мэгги есть какая-то тайна, но мне в голову не приходило, что это может быть незаконнорожденное дитя. Какая банальная история! Мне казалось, у Мэгги тайна должна быть необыкновенная — убийство, шантаж, в общем, нечто жуткое. А оказывается, наша Мэгги — заурядная падшая женщина. — Конни шумно вздохнула. — Вот так и гибнут идеалы.
— Я вспомнил, что произошло в тот год, когда Мэгги забеременела: 1963-й. Это был тот самый год, когда, согласно Филипу Ларкину, началась сексуальная революция.
— Валяй дальше.
— Только что цензура разрешила «Любовника леди Чаттерли». И состоялись первые концерты «Битлз».
— Про «Битлз» и леди Чаттерли я слыхала, а кто такой этот Филип Ларкин? — Конни удивленно подняла брови. — А, конечно. Совсем забыла: ты же у нас колледж окончил. А я только среднюю школу. В семнадцать лет я ездила с бродячей труппой. Но это было не в 1963-м, а в 1953-м. А ты что делал в 1963-м?
— В школе учился. Мне было десять лет.
Конни оперлась подбородком на руку.
— И что?
— Это было в Пасадене, штат Калифорния. Там было здорово.
— Я бывала в Пасадене. В пятидесятых.
— Интересно, где была в этом году Мэгги. Она ведь не сказала, заметила?
— Я же говорила, в ее жизни был какой-то мерзавец…
— Возможно…
— Без всяких сомнений! И эта рана до сих пор не зажила.
— Ерунда, — вяло отозвался Барт.
— Клянусь!
— Спорим?
— Ставлю тысячу девятьсот шестьдесят три доллара!
— Идет!
Они пожали друг другу руки.
— А теперь поди и спроси у нее самой, — сказала Конни.
За долгую артистическую карьеру Мэгги Кендал пришлось ответить на массу вопросов. Но в то воскресное утро в июле 1963 года, когда она проснулась в незнакомой комнате, рядом с чужим человеком, оттеснившим ее на край продавленной кровати, при тусклом свете, просачивавшемся сквозь мутные стекла, она в отчаянии задала вопрос самой себе: что я здесь делаю?
Спасаюсь бегством, был немедленный ответ. Так что нечего хныкать. Надо быть благодарной. Но тут она подумала, что принесет ей новый день, может быть, встречу с полицией? И она закусила губу. Она почувствовала себя на краю пропасти, которой ее так часто стращали. Пропасти, полной пропащих душ, как говорили родители. И она почувствовала себя пропащей душой.
Эти люди, проявившие к ней неожиданную доброту, все же были чужими. И весь город кишит чужими. А она — беглянка. Обратиться ей не к кому. Мисс Финли как в воду канула. Мисс Кендал далеко. Так что единственное, что ей остается, — притаиться пока здесь. Если разрешат.
Она взглянула на будильник. Девять. По меркам ее предыдущей жизни поздно. Ее мать считала, что всякий, кто поднимался с постели после семи, был лентяем. В доме было тихо. Не спалось только Мэгги. Она жаворонок. Как откроет глаза — все. Она осторожно выскользнула из постели, взяла халат и тапки — тоже подарок мисс Кендал — и тихонько спустилась вниз. Поставила чайник и заварила чай.
Сидя за столом с чашкой чая, она пыталась обдумать план на будущее. Вдруг отворилась дверь и на пороге появились двое ребятишек в замызганных свитерах и штанишках.
— Привет, — сказала Мэгги.
— А ты кто? — спросила девочка, которая, видно, была посмелее. В ее словах звучало не удивление, а любопытство.
— Я Мэгги. Подружка Дорри.
— А!
Удовлетворившись ответом, они подошли к столу, и девочка, ей было лет десять, взяла пару чашек, налила чаю, добавила молока и сахару. Потом придвинула стулья, подала одну чашку брату, другую взяла себе и с надеждой спросила:
— А ты завтрак готовишь?
— Может, мама приготовит или Дорри?
Девочка поглядела на нее так, будто хотела сказать: «Ты что, с луны свалилась?»
— А что бы вам хотелось на завтрак?
— Яичницу с ветчиной.
— А где у вас продукты?
Девочка хихикнула. Братец, пока не проронивший ни звука, тоже.
— Да нет никаких продуктов! Как говорит мама, одно дело — что ты хочешь, другое — что получаешь.
Мэгги, чутко воспринимавшая токи, исходящие от других, среагировала мгновенно.
— Тут где-нибудь поблизости есть магазинчик?
Девочка кивнула.
— Там можно купить продукты?
Она кивнула еще раз.
— Тогда иди оденься и проводишь меня, мы купим и ветчину, и яйца.
Девочка подхватила братца, и они быстро исчезли за дверью. Мэгги проверила содержимое буфета и полок. Пусто. Банка консервированных бобов, еще одна — с горошком, полбанки сливового джема, пачка маргарина — вот и все. Еще удалось найти полбатона белого хлеба. В ящике за окном с полкило сосисок. Это мы трогать не будем, решила она. Потраченные пара шиллингов могут оказать ей более ценную службу.
Через несколько минут явились ребятишки — неумытые и непричесанные, но переодетые. Девочка надела ситцевое платье, которое давно было пора постирать и подштопать, кофту с продранными локтями, а мальчик — длинные шорты и свитер с множеством затяжек. Обуты оба были на босу ногу.
— А ты что же не оделась? — упрекнула девочка Мэгги.
— Один момент.
Мэгги поднялась наверх. Дорри по-прежнему спала. Мэгги зашла в ванную, умылась, зачесала волосы назад и спустилась вниз. Ботинки она надела уже внизу.
— Ты не бойся шуметь, — хриплым голосом, напоминающим контральто Марлен Дитрих, успокоила ее девочка. — Они спят как убитые.
— Как тебя зовут?
— Кэти. А он Билли, — ответила девочка и с надеждой спросила: — А ты наш новый жилец?
— Может быть. Посмотрим, — сказала Мэгги и как бы между прочим добавила: — А у вас много жильцов перебывало?
— Много, — равнодушно ответила Кэти.
Мэгги со своим цепким умом сразу кое-что скумекала.
— Итак, идем в магазин, — скомандовала она.
В магазине было буквально все. Мэгги взяла ветчину, дюжину яиц, хлеба, полфунта масла, банку мармелада, жестянку растворимого кофе и пакетик шоколадных конфет.
— Мама всегда покупает по воскресеньям газеты, — сказала Кэти.
— Какие?
Кэти взяла со стенда «Ньюс оф зе уорлд» и «Пипл».
— И давай Билли комикс купим!
Глазки и голосок у Кэти были сама невинность, но Мэгги распознала в ней родственную душу. Билли уже деловито выбирал «Денди» и «Беано».
Вернувшись в дом, дети каждый со своим комиксом мигом исчезли, а Мэгги пошла в кухню. Прежде всего, надо было вычистить газовую плиту, иначе готовить на ней было просто невозможно. Домашняя работа была Мэгги не в тягость. Она с ранних лет имела в доме свои обязанности. Работала она быстро. Поначалу мать относилась к этому с подозрением: быстро хорошо не бывает, говаривала она. Но к Мэгги это не имело отношения. Тщательно посыпав покрытую грязным жиром плиту порошком, она быстро очистила плиту. А заодно отскребла грязь с поверхности деревянного стола и вычистила сковородку, на которой собиралась жарить яичницу.
