команды.
– Мы играем на деньги? – удивляюсь я.
– Интерес необходим в любой игре, – улыбается она.
Я встаю, теперь чувствуя большую ответственность. Впрочем, если я проиграю, мы наверняка отправим Рому, а уж он-то точно выиграет.
Мне в соперники достаётся высокий и плечистый парень, на губах у которого уже играет победная улыбка. Блин, когда я в последний раз играла в бадминтон? В двенадцать лет?
От тревожных мыслей меня отвлекает Рома, который передаёт мне ракетку, чуть дольше, чем необходимо задерживая свои пальцы на моих:
– Я в тебя верю, мышка, – шепчет возле уха.
Наверное, это отголоски показного поцелуя, но мне не нравятся все эти касания и сближения на публике, потому я немного резко отстраняюсь от него и освобождаю свои руки. Затем я направляюсь на место игрока, мгновенно сожалея о своём порыве, потому что Рома на него озадаченно хмурится. А мне не хотелось бы отвечать на его возможные вопросы о моём поведении. Потому что стыдно за свои желания тогда, когда они не взаимны.
Отбрасываю все лишние мысли и сосредотачиваюсь на игре.
Я честно-честно очень стараюсь, но всё равно проигрываю со счётом девять-десять.
Напряжённая была игра, мне нравилось чувствовать поддержку ребят, слышать их восторженные крики в честь каждого пропущенного соперником воланчика и просьбы не отчаиваться, когда воланчик пропускала я сама. Я даже немного устала от напряжения, и потому у меня и мысли не возникло противиться, когда Рома пригласил меня присесть в его объятья.
Зар выбирает сам себя для игры на дополнительном раунде, на что ребята возмущаются, а Рома безразлично дергает плечами, прижимая мою спину к своей груди.
– Та не очкуйте вы! – ржёт Зар, подхватывая ракетку и принимает позу готовящегося к бою теннисиста, покачиваясь из стороны в сторону.
Грудь Ромы дрожит от смеха, я тоже улыбаюсь, пытаясь не зацикливаться на волнении, вызванном его близостью. Похоже, оно будет моим лучшим другом всегда, когда он настолько близко.
Ребята больше не сидят на месте, обступают с разных сторон игроков, так что мы с Ромой остаёмся в относительном одиночестве, и я даже, наверное, не удивляюсь, когда он тихо и немного резко спрашивает:
– Тебя напрягают мои прикосновения, когда мы не одни, Ксю?
Я молчу, потому что сама ещё недавно была готова принимать от него всё, что он может дать, а тут начала выделываться. Вот и как ему объяснять собственную глупость? Особенно когда меньше всего хочется, чтобы он считал меня глупой.
– Мышка? – подгоняет он меня с ответом.
Я поднимаю лицо к нему и выдыхаю:
– Ты поцеловал меня для того, чтобы Витя перестал оказывать мне внимание?
– И это тоже, – лукаво сужает он глаза, повторяя мой ранний ответ на его вопрос о песне.
Я тоже решаю повторять:
– То есть, ты реально хотел меня поцеловать?
– Я и сейчас хочу, – криво улыбается он, а у меня сердце к горлу истерично подскакивает. – Хотел и тогда, когда мы были наедине, но опасался торопится. А тут ты, оказывается, предпочитаешь самому Никольскому меня, и этот Витя… Идеальное стечение обстоятельств, на мой субъективный взгляд.
Улыбка против воли растягивается от уха до уха, а в груди взрываются мини-фейерверки. Хотел и сейчас хочет… Блин, я точно пропащая.
– Да!!! – хором орут ребята, напоминая мне до чувства досады о том, что мы с Ромой не одни в этом мире.
Наша команда победила. И радость, что наполняет моё сердце, имеет под собой не только это классное событие. Мне очень кайфово быть здесь и сейчас.
Сцена пятнадцатая
На речке мы находимся до самого вечера и сейчас располагаемся в «Беседка-баре», праздновать победу на выигранные же деньги. Их хватает и на пиво, и на лёгкий перекус. Вскоре к нам подтягиваются и остальные завсегдатаи этого места, в том числе и Аня.
Последняя окатывает меня холодом высокомерия во взгляде, но мне плевать, ведь я сижу на коленях у Ромы, греясь в теплоте его рук.
– Не обращай на неё внимания, – тихо говорит Рома. – Она лает, но не кусается.
– Вы встречались, да? – смотрю я на него, затаив дыхание.
– Недолго и уже очень давно, – дёргает он вверх одним плечом.
– А почему расстались?
Рома сужает глаза и криво улыбается:
– Ты очень догадливая, мышка. Наверняка и сама знаешь ответ.
Наверняка. Но хочу услышать это от него.
– И всё-таки? – тоже щурюсь я.
– Ладно, – хмыкает он. – В какой-то момент она захотела больше того, что я могу дать. Стало легче оттого, что я сказал это вслух?
– У нас другой случай, – говорю я тихо. – Мы оба заранее знаем продолжительность наших отношений. Захотеть большего мы просто не успеем, – шучу я.
– Надеюсь, – выразительно кивает он, очевидно намекая на мою неспособность контролировать собственные чувства.
Досадненько. Впрочем, намекает он не зря. Но я готова к последствиям. По крайней мере, надеюсь, что готова.
– Сомневаешься в себе? – вновь шучу я. Словно мне нравится ходить по тонкому льду. – Ведь я слишком интересная и…
Договорить я не могу и стыдливо опускаю глаза. Не такая уж я и смелая, как мне хотелось бы быть.
– Манящая, – обжигает его шёпот, вызывая трепет в моей груди. – Но за себя я уверен, мышка.
Ну вот. Сама напросилась. И это неприятно кольнувшее сердце чувство – расплата за неумение держать язык за зубами. И оно меня, очевидно, ничему не учит, потому что с губ срывается очередной опасный вопрос:
– Но почему ты считаешь, что любовь для слабых?
– Ксю, – предупреждает он, чуть хмурясь.
– Мне интересно узнать, – виновато улыбаюсь я.
Рома долго смотрит на меня, словно всерьёз обдумывает мой неуёмный интерес, а затем выдыхает:
– Наверное, будет полезно тебе рассказать. Но не здесь.
– А где? – загораюсь я.
Рома тихо смеётся, а затем вводит меня в ступор тем, что касается ладонью моей скулы, притягивая моё лицо
