сыграли еще эмоции от первого урока, но… Я тобой очень доволен.
Я растворялась в гипнотическом голосе Бергмана. Его голос ласкал ощутимее, чем руки.
— Тебе больно? — Бергман коснулся большим пальцем моей еще саднящей вершинки, и я шумно выдохнула.
— Нет, — прошептала я и жалобно посмотрела мужчине в глаза. Я соврала, ведь у меня болело все, словно я прошла полноценную тренировку по гимнастике. У меня дрожали мышцы, болела шея, зудила грудь и тянуло внизу живота.
— Врушка, — ласково, но укоризненно заключил он. — Но ты мне очень нравишься.
— Селин, — помолчав снова сказал он. — Я не буду с тобой особо нежным. Мне нравится жесткий секс. Я научу тебя не бояться этого, научу расслабляться и даже получать удовольствие. Я буду к тебе очень внимателен и заботлив. Но ты ведь понимаешь, для чего я тебя взял? Ты справишься?
Я угукнула, как всегда, не особо вдумываясь в слова мужчины.
Нет, я не питала лишних иллюзий и не мечтала, что он тут же влюбится в меня и побежит разводиться. Вообще мама напрочь отбила у меня способность мечтать о недостижимом. Да, теперь мне нравился Бергман. Мне были приятны его разговоры, прикосновения. Мне хотелось ему служить. Но это всего лишь рыночные отношения. Во всяком случае, я не допускала других мыслей на этот счет.
— Подобные уроки я провожу один раз в неделю, — сообщил он, все откровеннее лаская мне грудь. — Ты должна присутствовать на каждом. По-прежнему там не будет никакого прилюдного секса, но уровень сложности везде разный. Понятно?
— Да, — я смотрела на мужчину затуманенным взглядом.
У меня не было сил даже пошевелиться, и я боялась, что за ласками мужчины последует новая порция близости. Но его опытные пальцы, кажется, могли меня даже из мертвых воскресить!
— Среди недели мы не будем проводить так много времени вместе, — предупредил он. — Но я могу позвонить тебе в любую минуту. И ты должна приехать. Ясно?
— Да, — жалостливо пискнула я, закрыв глаза в сладких страданиях.
— Ваш дом больше не принадлежит вашей семье, — мужчина уже не сдерживая силу сминал мне грудь, вырывая из меня рваные выдохи. — Так что на следующей неделе твоей матери придется переехать на съемную квартиру. Я разрешу тебе помочь ей с переездом, но не затягивай этот процесс.
Я кивнула, дернувшись в безжалостных руках Бергмана, но мои собственные скованные руки не позволяли мне отстраниться ни на миллиметр.
— И последнее, — заключил мужчина, наслаждаясь моей реакцией, — я буду контролировать каждое твое действие. Будешь плохо учиться — накажу. Забудешь убраться в моей квартире — накажу. Не ответишь сразу на мой звонок — накажу. Ты у меня хоть и покорная девочка, но очень рассеянная. Мне это не нравится. Со мной ты всегда должна быть собранной. Поняла?
— Да! — выкрикнула я, не в силах больше терпеть его пытку. — Господин Бергман… пожалуйста… второй раз… я не смогу!
— А кто тебя спрашивает? — усмехнулся он, жадно обхватив мою ягодицу. — И я уже предупреждал, что не терплю жалоб! А ты с начала разговора сверкаешь тут влажными глазками.
Я испуганно застыла, глядя в насмешливые черные глаза мужчины.
Черт! Вечно я ляпну что-то не к месту! Сама ведь зарываюсь!
— Не бойся, малышка, — во взгляде мужчины появился довольный блеск. — Я обещал тебя щедро наградить, а не наказывать еще раз. Так что завтра после учебы ты сможешь получить свою награду и даже разделить ее с твоей подругой Мелитой. Если захочешь.
— Спасибо! — прошептала я с опасливой радостью.
Пока я чувствовала себя на тонком льду рядом с Бергманом. Но если мою награду можно разделить с Мел, значит мне точно нечего бояться… Наверное.
Началась новая учебная неделя и я вновь с тяжелым сердцем отправилась в бизнес-школу. Так сложилось, что я всегда была изгоем среди сверстников. А может и вообще среди всех, потому что с людьми старше себя я особо не общалась. Меня не то что не любили окружающие, но все они словно специально издевались надо мной.
Девчонки чаще всего презирали, парни относились как-то похабно. Все вокруг считали меня тихоней, но при этом я была как кость в горле. Как будто у меня на спине пожизненно висела табличка «толкни меня». Я прекрасно осознавала, что я сама себя загоняю в угол. Своим вечно испуганным взглядом, молчанием на любой несправедливый выпад в свою сторону, зажатыми манерами. Я сама транслировала это в мир всем своим видом, но я не понимала, как мне от этого избавиться.
И если бы не Мел, то я бы опускалась в своей самооценке с каждым годом все ниже и ниже. С Мел я сошлась на удивленье легко. Я довольно доверчивая и наивная, несмотря на всю боль, что причиняли мне сверстники, но с Мел я подружилась в первую же минуту нашего знакомства. С ней я чувствовала себя в безопасности, словно под теплым крылышком ласковой мамочки.
Нельзя сказать, что Мел особо любили, но она была словно из рода неприкасаемых. Молодая жена такого известного и богатого инвестора, как Маер Вирт! Все боялись даже чихнуть в ее присутствии. Студенты всегда замолкали, когда она входила в аудиторию, а преподаватели выражали ей благоговейное уважение. И главное, никто не считал, что она содержанка для своего мужа. Глядя на эту хрупкую, молчаливую, но благородную девушку не возникало сомнений, что любовь в ее браке — настоящая.
Держась все время возле нее, я постепенно успокаивалась и забывала о жестокости своих сверстников ко мне. Мне даже начинало казаться, что на меня тоже смотрят с уважением. Но все это было лишь иллюзией. И стоило мне выйти из тени Мел, как я тут же попадала в эпицентр травли.
Сегодня жена одного из братьев Мел выписывалась из роддома, и девушка отпросилась с последних пар, чтобы встретить ее. Мел помнила про награду от Бергмана, которую я собиралась разделить с ней, и обещала перехватить меня где-нибудь по дороге. Но все же последние две пары мне пришлось провести без нее.
И, как я ни старалась выглядеть уверенней, но очередной прессинг все же настиг меня. На выходе из основного корпуса меня выловила моя сокурсница Марго и, подхватив под руку, надменно повела за собой.
— Селина, душа моя. Давно мы с тобой не болтали, — она говорила немного нараспев, потому что иногда заикалась. Нечасто. Но, похоже ей даже нравился собственный дефект, из-за которого она имела законное право так надменно и пренебрежительно со всеми говорить. — Что-то в тебе изменилось, не
