он, попрощался и ушел.
А через пятнадцать минут я уже была в башне. С лекциями засиделась допоздна, а когда выползла из душа, на кровати лежал Никита.
Я вскрикнула, роняя полотенце.
– Привет, – хриплым голосом пробормотал он, и я поняла, что Тобольский пьян.
Вот еще один неприятный момент. Я понятия не имела, как вести себя с нетрезвым мужчиной, но знала, что в подпитии они все неадекватны.
– П-привет… Что ты тут делаешь? Почему не дома?
– Катя не любит, когда я выпиваю, – поморщился Никита.
– Катя – жена?
Он кивнул.
– Знаешь, я тоже не люблю, – осторожно произнесла я, поднимая полотенце и убирая его в сушилку.
– А тебя никто не спрашивает… Не одевайся. Ложись.
Его большая ладонь похлопала по кровати рядом с собой. Я судорожно сглотнула, не представляя, к чему готовиться и как обороняться.
Но кажется, Тобольский устал не меньше моего, поэтому когда я села рядом, он просто обхватил меня, прижал к себе, слепо тычась губами в плечо и шею, и почти сразу же уснул.
Я минут тридцать лежала в напряжении, пока не убедилась, что это до утра, раньше Никита просто не проснется. Только тогда расслабилась и уснула.
Утром металась по кровати от необычных для себя ощущений.
Мне хотелось проснуться, но продолжало затягивать в водоворот сладостных грез. Хотелось выть, но из горла вырывались страстные хрипы. Хотелось замереть, чтобы не пропустить ни одного волнующего движения между ног, но я извивалась, не в состоянии вытерпеть наслаждения.
В моем сне между ног плескались рыбки, задевая меня плавниками и тычась губами. Я смеялась от щекотки и пыталась отогнать их.
Почему я плаваю голой?..
Рядом плавает Саша. Я смущаюсь и пытаюсь присесть в воду, но там эти вездесущие рыбки. Мне приятно и стыдно. А еще я не хочу, чтобы Саша догадался, что сейчас происходит. Но когда он приближается, в его зрачках плещется жидкий огонь. Я бросаюсь на него, как ненормальная. Целую, обнимаю, обвиваю ногами.
Теперь внизу меня ласкают не рыбки, а его пальцы. Это пошло и порочно, но так сладко…
Саша наклоняет голову к моей груди и втягивает в рот сосок, я задыхаюсь и издаю совершенно неприличный стон. Ему можно делать что угодно, если это будет так прекрасно! Я отбрасываю смущение и растворяюсь в новых непонятных мне чувствах.
Движения плавные, дыхание затрудненное, внутри словно скручивается в пружину раскаленная проволока. Это не больно, но нетерпимо. Это неприятно, но жаждешь еще, больше, чтобы тебя разорвало на клочки от этого накручивания.
И повисает какое-то напряжение, которое вот-вот рванет… Я стремлюсь к эпицентру своего взрыва, но никак не ожидаю, что накроет так сильно. Что я подлечу и упаду на кровать, раскрыв глаза от потрясения. А потом снова и снова.
Меня коротит так, как будто я сжимаю в руках провода под током. Я кричу так, что от собственного крика того и гляди лопнут перепонки. Руки и ноги сводит, но от всего этого я невероятно счастлива. Внутри такая свобода и опустошение, которое не принесет ни одно самое вкусное и дорогое мороженое.
Находясь еще под огромным потрясением, я открыла глаза, чтобы увидеть улыбающееся и совершенно довольное собой лицо Никиты Тобольского.
– Что это было? – прошептала я, не уверенная, приснилось мне это или было в самом деле.
– Оргазм. Только не говори, что ты никогда не стимулировала.
– Неа…
– Ты точно земная, сладкая? Тогда это твой первый оргазм, – снова улыбнулся Никита и легко поцеловал меня в губы.
Я поймала странный привкус на своих. Между ног еще пульсировало, и волны затихающего удовольствия прокатывались по телу. Я чувствовала вытекающую влагу, боясь даже предположить, что сделал со мной Тобольский.
– У… у нас был секс? – спросила я осторожно.
– Нет. У нас был куни. А теперь сожми мой член рукой.
Это не было приказом, но я только что заметила состояние Никиты. Он все еще был заведенный. Я теперь могла оценить это состояние незаконченности.
Мое первое знакомство с членом рано или поздно должно было состояться. Неважно, готова я к этому или нет. Вот если он прикажет обхватить его член губами, то я не смогу. А подержать в руках, наверное, не так страшно.
Член оказался большим, лиловым, твердым и подрагивающим. На конце головки выступила капля. Прозрачная и тягучая, которая так и держалась на макушке, не скатываясь.
– Сожми и подвигай рукой, – сиплым голосом предложил Никита, и я с интересом потянула руку вверх, натягивая на головку тонкую нежную кожицу.
Это было очень странное ощущение. Хрупкости и твердости, нежности и каменности гранита.
– Сильнее сожми, – последовал приказ, но я вообще отпустила.
Мне казалось, я и так слишком сильно сжимаю. Наверное, ему больно, просто он не понимает.
– Держи, я сказал!
Он сам вернул мою руку на член и сжал пальцы поверх моих. Сильно, заставляя меня почувствовать пульс внутри его органа. Такого живого и трепещущего. Буквально несколько рваных движений, и Никита откинул голову, захлебываясь в стоне.
Из головки выплеснулось семя, попадая на простынь и на мою руку. А Никита все дергал и дергал, добирая остатки своего наслаждения. Член под моей рукой обмяк, я убрала руку, еще не понимая смешанных чувств.
Во всем этом было что-то варварское и запрещенное. И это было не настолько прекрасно, как в моем оргазме.
А еще этот специфический запах…
Тошнота подкатила к горлу, и я помчалась в ванную.
Сегодня же отдам постельное белье в прачечную и попрошу сменить на новое. Кажется, я начала понимать, что от меня будет требоваться и как это работает.
А пока я с омерзением смывала под душем его следы с рук, с тела и старалась не разрыдаться.
Саша…
А если бы первым был Саша? Мне было бы так же противно?
Когда я вышла из ванной, Никита уже ушел. Так было даже лучше. Мое знакомство с членом оказалось слишком шокирующим, несмотря на многолетнюю подготовку.
Но просмотры обнаженных натур и порнофильмов не шли ни в какое сравнение с ощущениями и запахами.
Что со мной случилось бы, если он сразу устроил мне групповуху в клубе или заставил делать минет? Это я на словах храбрая, смелая, а по факту… Всего минуту сжимала в руке настоящий член и морально сдулась.
От завтрака отказалась, уверенная, что не смогу проглотить ничего, что напоминает йогурт. Вызвала Костю и поехала в универ.
Сессия приближалась, нагрузка росла, а вот мои мысли витали… Где только не витали, короче.
– Гель, ты
