— Готовите вы явно получше вашей дочери, — вытащив изо рта кость, положил ту на край тарелки. — Вы в курсе, что она та еще бездельница?
Я закатила глаза и незаметно наступила под столом ему на ногу.
— Он так шутит, мам. Он такой… — надавила снова, — юморист.
— Да вы кушайте Саша, на здоровье. Не слушайте ее.
Повисла тишина. Свят стрельнул вопросительным взглядом на меня, я на маму.
— Его зовут Свят, мам, а не Саша. Святослав.
— Ах… да, да, простите, — мама отхлебнула чай. — Святослав, да.
Она была странной. Именно так — странной. Все ее поведение было каким-то неестественным, натужным. Она то вдруг улыбалась, что в общем-то делала не так часто, то становилась самой собой.
Я бы подумала, что ее смущает посторонний в доме, но вроде бы нет, ее взгляд в его сторону не был настороженным. Да и на меня она смотрела… необычно, иногда мне казалось, что на какие-то доли секунд она вообще меня не узнает, настолько ее глаза были пустые. А потом вроде бы ничего.
Может, она действительно просто устала, время позднее, плюс стесняется…
Поэтому решила перейти к делу:
— Мам, я приехала всего на чуть-чуть, послезавтра уже должна быть на работе, поэтому у меня не так много времени разобраться в том, что произошло. Расскажи, пожалуйста, все по порядку.
Мама улыбнулась и вскинула на меня свои прозрачно-голубые глаза.
— Рассказать о чем?
Я снова бросила немного нервный взгляд на Свята, и заметила, что он, в отличие от мамы, как раз-таки стал каким-то настороженным.
— О квартире, мам, — мягко напомнила я. — Ты позвонила мне и сказала, что подарила каким-то чужим людям нашу квартиру, попросила приехать.
— Я подарила?! — вспыхнула она. Лицо стало обиженно-жестковатым, и теперь я точно узнала свою мать. Ту, какой она была в нашу последнюю очную встречу. Когда вместо слов поддержки она бросала мне что-то о том, что что посеешь, то и пожнешь. — Ничего я никому не дарила! Я же не выжила из ума!
И тут я окончательно опешила. Это какой-то розыгрыш, что ли? Она решила так надо мной поиздеваться?
Что вообще происходит?
А особенно унижало, что все это при свидетелях. И кем я теперь в его глазах выгляжу?
— Я тоже не выжила из ума! Ты мне звонила, я могу показать входящий. Мам, я работаю, у меня не так много времени на твои… причуды, мне пришлось в глаза людям лезть и отпрашиваться с работы. Свята дергать…
— Остынь, — накрыв мою руку своей, мягко перебил Бойко, а потом, нарисовав самую милую улыбку из своего арсенала, адресовал ее маме:
— Надежда Михайловна, а что за документы вам на подпись принесли? Приносили же?
— Документы? — мама словно включилась, деловито закивав. — Да-да, было такое, приносили. Молодой человек приходил такой интеллигентный, в очках. Сказал подписать.
— И вы подписали?
— Ну конечно! Это же из ЖКО!
— Можно взглянуть?
— Сейчас, секунду, Степа, принесу.
Я поперхнулась.
— Мам, да какой Степа? Святослав! Прекрати уже называть его другими именами!
Мама махнула рукой и вышла из кухни, а я, испытывая неловкость и удивление, обернулась на студента:
— Извини, я понятия не имею, почему она так себя ведет, никогда такого с ней не было раньше. Не знаю, может, она шутит так… ну, с твоим именем. Кстати, откуда ты про документы знаешь?
— Все потом, — подмигнул он, и я ощутила себя еще большей идиоткой. Создалось впечатление, что только эти двое понимают, что произошло, разыграют какую-то сценку по ролям, а я так… случайный зритель.
Мама, уже в очках для чтения, принесла папку-скоросшиватель и подала ее не мне, своей дочери, а Святу.
— Вот тут, почитай-ка, что за пункт странный такой. Я маркером его обвела, — ткнула пальцем в выделенную желтым строку. — Я сначала вроде как подписала, а только потом прочитала…
— Мам, ну как так? Ты же бухгалтер! Кому как не тебе в этом всем разбираться!
Мама метнула на меня недовольный взгляд.
— А ты почему не в Питере? Бросила этого своего или с ним притащилась? Стыдоба! Я соседям в глаза посмотреть не могу.
И это стало последней каплей, следующие слова застряли в горле. Ее хлесткие фразы просто сбили меня с ног и лишили остатка кислорода.
Я думала, мы все это прошли и опять… И главное, при нем, при Бойко!
Зачем она это спросила? Чтобы унизить меня? Она же все прекрасно знает, что мы расстались, для чего тогда, почему…
Стало безумно обидно — я выскочила из-за стола и, убежав, закрылась в ванной. Там, зажав рот рукой, расплакалась. Как плакала каждый раз, после общения с казалось бы самым близким и родным человеком. Ни слова поддержки, одно осуждение. А потом все спрашивают, почему я так мало с ней контактирую…
Все происходящее напоминало какой-то сюр, я абсолютно ничего не могла понять. И когда Свят постучал в дверь ванной, готова была провалиться со стыда.
Запустив его внутрь, села на бортик ванной и промокнула покрасневшие веки полотенцем.
— Извини, я не понимаю, что с ней, почему она так странно себя ведет. Может, у нее внутричерепное давление или мигрень, или что-то еще… Прости. Мне дико стыдно.
Он, чуть подвинув меня бедром, опустился рядом.
— Вы редко видитесь, да?
— Да, очень. Есть у нас некоторые… проблемы в отношениях.
— Я заметил.
— Прости пожалуйста, я правда не знаю, как это все прокомментировать… — я впервые при нем расклеилась, от чего чувствовала себя еще гаже. — Завтра наберу тете Гале, она наш местный терапевт, может, пропишет ей что-то, назначит какое-нибудь УЗИ… Ты прочитал документ?
— Да. Как я и думал, это черные риэлторы. Работают по накатанной схеме: находят одинокую пожилую, желательно больную женщину, обрабатывают ее и обманным путем заставляют подписать дарственную на квартиру.
Я всхлипнула и подняла на него ошарашенный взгляд:
— Моя мама не пожилая еще, ей всего шестьдесят семь! И она не больная! Да, с ней происходит что-то странное, но…
— У нее Альцгеймер, Ангелин, — перебил меня он, пронизывая серьезным взглядом. — Поэтому она все путает и забывает. Я почти сразу понял. Ты не знала?
Знала ли я? Да ни черта я не знала! Даже помыслить о таком не могла!
Меня отчаянно затрясло, и Свят, успокаивая, положил руку на мое плечо.
— Мы мало общались с ней в последние два года, чаще по телефону… Она могла сказать что-то не то, но я думала, просто возраст, мало ли. А когда виделись весной, она вроде бы была нормальной…
— Эта дрянь прогрессирует очень быстро, к сожалению.
— А откуда ты все это знаешь?
— Помнишь, я говорил тебе о бабушке?
— Которая работала в столовой мэрии и научила тебя готовить?
— Да, о ней. Так вот, несколько лет назад у нее началось то же самое. Так что вряд ли я ошибаюсь.
Я не могла поверить в то, что он говорит. Просто не могла! Моя мама, бухгалтер со стажем, умная женщина — и Альцгеймер, болезнь пожилых и немощных?..
— Она же еще не старая… — по щекам скатились две горячие слезы. — Почему, откуда…
— Бывает и такое, ничего не поделаешь.
Я уткнулась лицом в ладони и заплакала. Все мои недавние обиды ушли, словно их и не было, сознание заволокло мощнейшим чувством стыда.
А ведь я даже не знала… Не почувствовала.
Может, она и избегала меня как раз потому что не хотела, чтобы я догадалась? Ведь именно она настояла на том, чтобы минимизировать встречи.
— Это как-то лечится? — подняла на него зареванное лицо.
— К сожалению, нет. Есть поддерживающая терапия, но окончательно избавиться, увы.
Не думая, как это будет выглядеть со стороны, я уткнулась ему в плечо и продолжила рыдать. Он гладил меня по спине и молчал, и я была благодарна, что в такой момент он не стал включать любимого им подонка.
— Если хочешь, я могу связаться с пансионатом, где находится моя бабушка.
— Дом престарелых? — ужаснулась я. — Ни за что!
— Да какой дом престарелых, ты там была? Бассейн, массажисты, современная терапия. У них там даже дискотека есть и концерты, настоящие звезды приезжают. Считай курорт. Пойми, оставаться таким людям одним небезопасно, сама видишь. Они же доверчивыми становятся, как дети. И дом ненароком могут спалить. Или вон, подарить.
