пробирается в самые потаенные уголки души. Мне даже показалось, что все то время, пока я ела, мужчина наблюдал за мной. Но этого же не может быть! Не настолько я интересная, чтобы он так делал.
— Кофе? — спрашивает мужчина.
— Я могу приготовить, — тут же подхватываюсь из-за стола.
— Сиди, я сам, — возвращает меня на место. Вот теперь я совсем ничего не понимаю. Он заплатил кучу денег, чтобы кормить меня и кофе мне готовить? — Потом покажу тебе, как пользоваться кофеваркой, — поясняет, встретив мой удивленный взгляд.
Что ж, хорошо. Он просто не хочет, чтобы я тут что-то сломала.
Глеб ловко справляется с кофемашиной, ставит передо мной чашку с капучино. Он не спрашивал, какой я люблю. Опять угадал. И ведь, не промахнулся. Как ему это удается?
— Спасибо, — благодарю мужчину.
Делаю глоток, закрываю от удовольствия глаза. А, когда открываю, натыкаюсь на взгляд карих глаз, которые внимательно меня изучают. Будто, мужчина только для того и делал этот кофе, чтобы мою реакцию увидеть.
— Вкусно, — говорю зачем-то.
— Да, — шепчет хрипло, не отводя взгляд.
В тот же день я перебралась в квартиру Глеба. Мама снова долго пыталась выяснить подробности. Но я их, и сама, не знаю. Пока что не вижу ничего неправильного в моем переезде. И, к черту все!, я этого безумно хочу.
Но все оказалось совсем не так, как я думала.
Во-первых, мои поползновения начать уборку в квартире были тут же остановлены.
— Это не твоя забота, оставь, — сказал мужчина, забирая у меня пылесос. — Для этого есть другие люди.
Я удивилась, но перечить не стала. Вообще не могу с ним спорить. Он умеет так настоять на своем, что все мои потуги одержать победу оказываются бесполезны.
Во-вторых, доставка еды из магазина добиралась к нам в квартиру с завидной регулярностью. Три раза в день. Видимо, готовка тоже не относилась к числу моих обязанностей.
В-третьих, из всех тех ужасов, которые мне подробно расписал доктор Вернер, как последствия сеанса химиотерапии, я не увидела ничего. Потому, что ничего этого не было. Кроме того, что Глеб много спал. А я коротала часы на диване перед телевизором.
И главное, и самое странное. Глеб тратил кучу времени на то, чтобы обучить меня тому, что он считал для меня полезным.
— Сколько еще лет ты планируешь мыть полы, Маша? — сказал он таким тоном, от которого мне вмиг стало стыдно за себя и за то, что я могла спокойно воспринимать такую ситуацию.
— Ну, я планирую выучиться. И вы мне обещали в этом помочь, — напоминаю ему о нашем уговоре.
— Я помню. И тебя примут, куда ты хочешь, — Глеб смотрит на меня, и мне хочется, чтобы стал хоть чуточку мягче. Всегда такой сосредоточенный и властный. — Но этого мало.
Мне захотелось провести рукой по его впалой щеке. Но я не осмелилась, и только покраснела. Дурацкая привычка!
— Пойми, Маша, университеты заканчивают многие, а богатыми становятся единицы.
— Я никогда не стремилась стать богатой.
Мне только хочется, чтобы ты научился хоть немного верить в чудеса, и поправился.
— Ну и глупо, — ответил Глеб.
Мы сидим на красном диване в гостиной. Я поджала под себя ноги, а Глеб расслабленно откинулся на спинку дивана. Мне захотелось прижаться к его боку, положить голову ему на грудь. Но я быстро отогнала от себя неуместное желание.
Хочет, чтобы я научилась зарабатывать? Ладно, пусть будет, как он хочет. Так у нас будет лишний повод общаться, пока я здесь. А то в последние дни мужчина часто запирается в спальне, попросив, чтобы я его не тревожила.
— Пойми, Маша, у кого есть деньги, у того всегда они будут, — произнес Глеб, не глядя на меня.
— А, разве, деньги нельзя потерять? Ведь, полно историй, когда миллионер теряет капиталы.
Мне до дрожи в коленках нравилось слушать его. Особенно, когда он, как сейчас рассуждал о чем-то таком, чего я никак не могла понять.
— Только идиоты теряют, — усмехнулся Глеб своим мыслям.
— Но и ваша компания может обанкротиться, — не сдаюсь я.
— Обанкротится тогда, когда я ей позволю.
Уверенность этого мужчины и его самомнение давно улетели в космос. Но меня давно перестала раздражать эта его особенность. Сразу после поездки в Москву перестала. Когда я увидела масштаб его владений и прозрела.
— А вы можете ей позволить? Но… зачем?
— Чтобы выгодно продать, — ошарашил он меня.
— А? — мое лицо вытянулось от удивления. — Разве не на подъеме выгоднее всего продавать?
Глеб повернулся и посмотрел мне в глаза. Медовые омуты завладели всем моим вниманием, мне снова захотелось в них раствориться.
— На подъеме выгодно искать покупателя и договариваться о сделке. А перед продажей обанкротить, — Глеб сказал это так обыденно, словно проделывал много раз.
— Не понимаю… Зачем?
— Так ты не только зарабатываешь, но и экономишь на налогах, — заключил он.
Он столько всего знает, что даже страшно. И немного коробит от того, с какой легкостью мужчина рассуждает о судьбе целой компании. За ней ведь люди стоят, семьи…
— А вы так делали? — спрашиваю.
— Много раз, — ответил Глеб, не моргнув глазом. — И ты научишься.
Нет, я не такая.
— Я так не смогу, — говорю, обхватив колени руками и прижимая их к груди.
Глеб наблюдает за мной. Конечно, я для него, как открытая книга. И он почувствовал мои сомнения.
— Сможешь, — заключает уверенным тоном. — И не только это.
— А что еще?
Глеб повернулся ко мне. Закинул ногу на ногу, опираясь рукой о спинку дивана и подпирая голову ладонью.
— Те акции, что я купил тебе, — говорит, — сохрани их. Это инвестиция в долгую. Лет через десять посмотришь, сколько они будут стоить. Вот тогда и продавай.
Значит, я смогу стать богатой только через десять лет?
— Я думала, что зарабатывать нужно сейчас. Чтобы выжить.
Наверняка, ему мои рассуждения кажутся глупыми и наивными. Мы из разного теста. Даже из разных миров. Кто он, а кто я? Сейчас только рассмеется от моих слов. Но мужчина даже не улыбнулся.
— И сейчас, и завтра. Всегда, — отвечает Глеб спокойно. — Ты должна думать на десятилетия
