знаю, стало ли теплее, но удивил он меня однозначно.
Когда мы дошли до густых зарослей, он остановился и демонстративно повернул голову вбок, как бы показывая, что не собирается подсматривать, как я делаю свои делишки.
И вроде бы вот он – шанс удрать, скрыться в кустах и потом бежать сломя голову, но как-то оно всё было бы слишком уж просто. Он не дурак, значит, точно есть во всём этом какой-то подвох.
— Не боишься, что я убегу? — спросила я, перешагивая огромные мокрые лопухи.
— Нет. Я тоже бегаю быстро.
— А если всё-таки не догонишь?
— А если не догоню, тебе же хуже.
— Это ещё почему?
— Потому что лес непролазный, ты обязательно заблудишься, — бросил он будничным тоном.
Нашёл кого пугать. Я даже улыбнулась себе под нос, смахивая с пути повисшую мокрую паутину.
— У нас в округе нет ни одного густого леса, кого ты лечишь?
— А кто сказал, что мы у нас в округе?
Его фраза мне очень и очень не понравилась. Я уже прилично скрылась в кустах, но убегать по-прежнему не решалась.
— Да брось, — сказала я осторожно, — мы ехали всего-то от силы один час.
— Мы ехали четыре часа, Адель, просто ты всю дорогу крепко спала, — открыл истину он, и я почувствовала, как округлились мои глаза. — Я действительно хочу, чтобы ты не пострадала и вернулась домой живой и невредимой. Так что сильно не советую делать глупости.
* * *
Я ела консервы, бросая взгляды исподлобья на сидящего в коридоре Найка. Я по-прежнему называла мысленно его именно так, потому что настоящего его имени я не знала. Хотела бы узнать, но понимала, что он никогда этого не скажет. Не в его это было интересах, наверняка он решил скрыться после того, как выполнит задуманное, и чем меньше я о нём буду знать, тем лучше для него. Но он не учёл одного – у меня прекрасная память на лица, и я с детальной точностью передам его черты для того, чтобы составить фоторобот. А внешность у него яркая и очень запоминающаяся, одни чёрные глазищи чего стоят.
— У тебя кавказские корни? — спросила я, не особенно рассчитывая на ответ. Но он вдруг ответил:
— Мой отец родом из Ирака.
— А мама?
— Мама украинка.
— А у тебя есть братья или сёстры?
— Собираешь обо мне побольше информации? — улыбнулся он, разбирая фонарь. Ночью я случайно сбросила его на пол, и наш единственный источник света, не считая одной захудалой свечи, разбился.
— Ничего я не собираю, — пожала я плечом, запихивая в рот ложку тёплых консервов. — Просто хоть о чём-то поболтать, не в тишине же сидеть.
Он бросил на меня взгляд исподлобья, ухмыльнулся. Конечно, он мне не поверил, это читалось по… да по всему. Но тем не менее он снова ответил:
— У меня был брат-близнец.
— Был?
— Он трагически погиб.
— О, прости. Наверное, это ужасно – терять близких. Моя мама умерла, когда я была совсем маленькой, я её почти не помню.
— Сочувствую, — бросил он и, соединив куски фонаря, щёлкнул выключателем. Свет не загорелся.
В голове родилась масса вопросов, и что самое странное, я действительно хотела узнать о нём больше. Даже не с корыстной целью, просто хотелось понять, что он за человек.
Ну и вообще, кое-что давно не давало покоя…
— А ты точно не женат?
После этого вопроса он на мгновение напрягся, я увидела, как его губы образовали тонкую линию, а взгляд стал жёстким.
— Точно.
— А был?
— Может, хватит уже вопросов? — зыркнул на меня своими чёрными кратерами и вернулся к починке фонаря.
Жена – его ахиллесова пята, что-то здесь явно нечисто. Но я благоразумно решила не лезть ему под кожу. Может, его прямо перед свадьбой кинула какая-то баба. Или изменила с лучшим другом, например. О таком никто вспоминать и говорить лишний раз не хочет. Но судя по его реакции, он не хочет говорить об этом не потому, что зол, а потому, что ему… больно. Я увидела это по его глазам. Ему больно... И мне почему-то стало его даже немного жаль. Человека, который меня украл и привёз в эту хижину в лесу с целью шантажа моего отца.
Кажется, я сумасшедшая.
— Ты любил её, да? — тихо спросила я, совсем не надеясь на ответ. Но я хотела это узнать. — Ну, ту женщину, неважно, кем она там тебе была…
Он какое-то время молчал, долго. Так долго, что я решила, что он уже ничего не ответит. Но он заговорил.
— Любил.
Чёрт знает что, но я испытала странное чувство после его признания. Какое-то непонятное. Нелогичное. Совершенно иррациональное. И вдруг поняла, что больше ничего не хочу о ней спрашивать. Просто не хочу, и всё! Поэтому решила поменять тему.
— Тебя снова долго не было сегодня. Ты звонил моему отцу?
— Да, звонил.
— И что он? Глупо, наверное, но я даже не понимаю, о чём спрашиваю, потому что не знаю, о чём речь. Не знаю, почему я здесь. Что тебе нужно от моего папы. Что он должен сделать, чтобы ты вернул меня домой?
— На самом деле не так много, и это точно ему под силу.
— И почему он тогда этого до сих пор не сделал? Он же знает, что я у тебя?
— Конечно.
— И то есть зная, что я у тебя, он до сих пор не выполнил то… не знаю что?! — я уже начала заводиться. — Я поверить в это не могу! Отец меня очень любит, он бы точно сделал всё от него зависящее, чтобы я оказалась поскорее дома.
— Как видишь, он не торопится, — он снова ухмыльнулся, но на этот раз уже совсем не по-доброму. — Есть вещи, которые для него важнее. Так что делай выводы, Адель.
— Ты врёшь!
— Я больше не буду тебе врать, не вижу в этом смысла, ты и так уже многое знаешь. Я или не отвечу совсем на твой вопрос, или отвечу честно. Другого варианта нет.
— О'кей, — я прищурилась. — Как тебя зовут? По-настоящему.
— Следующий вопрос.
— Ну хорошо: что тебе нужно от
