Кир прав, мы бывали вместе на речке. Позапрошлым летом. Мама сама отвезла нас, когда температура на улице поднялась до аномальной отметки в сорок градусов. В общежитиях, конечно, есть кондиционеры. Но мы были детьми и хотели купаться.
В голове сразу всплывают воспоминания…
– Ась, плыви сюда! Или ты боишься?
Переплыв неширокую речку и оказавшись на противоположном берегу, Кирилл начал поддразнивать меня.
– Ничего я не боюсь, – пробубнила я. – Просто не хочу.
Конечно, я врала. Течение было ужасно сильным, а вода была чертовски ледяной. А за свои почти шестнадцать лет жизни я не очень преуспела в плавании.
Да, мне было страшно.
– Ты пытаешься выглядеть смелой, но ведь это не так, Ась! – выкрикнул Кирилл с той стороны реки. – Ты же боишься, Ася! И просто признайся в том, что испугалась. Тогда я помогу тебе переплыть. Я люблю честность!
Сначала я упрямо покачала головой. Но Кирилл так классно нырял там, на той стороне. И ему словно было весело и без меня… Поэтому я наступила своей гордости на горло и, сложив ладони рупором возле губ, закричала:
– Да, я боюсь!.. Слышишь меня? Мне страшно! Я плохо плаваю!
Кирилл перестал нырять и поплыл ко мне.
– Видишь, это несложно – говорить правду, – беззлобно сказал он. – Ну что, поплыли? Не бойся, я помогу тебе…
Он переплёл наши пальцы под водой и поддерживающе сжал мою руку. Я бросила взгляд через плечо. На высоком берегу стояла мамина машина. Моя мама сидела внутри и говорила с кем-то по телефону. Кажется, этот телефонный разговор волновал её намного больше дочери.
Я согласно кивнула:
– Поплыли.
Кирилл отпустил мою руку, и мы начали грести к другому берегу. Парень всё время был рядом. Помогал, когда меня сносило течение. И очень скоро мы оказались на другой стороне реки. Вода тут была спокойнее и даже чище. Мы долго резвились в воде. Брызгались, играли в догонялки… А потом, устроившись на песке возле самой воды, лежали на спинах и смотрели в небо. Держались за руки, и наши пальцы были переплетены.
Потом мама вышла из машины и позвала нас…
Да, в тот день Кирилл был в трусах. Но всё же ситуации совсем разные.
Я всё ещё держу руку ладонью вверх в ожидании штанов парня. Сначала слышу шуршание, а потом эти самые штаны оказываются на моей ладони. Медленно поворачиваюсь лицом к Кириллу. Он стоит в одних трусах.
– Хм… Решила показать свою смелость? – усмехается Кир.
– Да вот вспомнила кое-что… То, что ты предпочитаешь честность, – напоминаю ему о его словах, сказанных тогда на речке.
Кирилл хмурится. Его взгляд, до этого устремлённый на моё лицо, тут же опускается вниз, к ногам.
– Ладно, стирай, раз тебе так хочется, – сухо бросает парень, а потом сразу уходит.
Минуту назад, когда всплыли воспоминания о том чудесном дне на реке, у меня, возможно, ещё были сомнения в том, что я собираюсь сделать. Но сейчас их нет.
Зашвырнув одежду в душевую, включаю воду. Дырку слива я затыкаю. Достаю пузырёк с зелёнкой, и когда одежда погружается в воду, щедро обливаю её. Там, куда капнул зелёный раствор, пятна получаются очень яркими. А от окрашенной воды вещи полностью становятся бледно-зелёными. Все, кроме штанов. Они чёрные, но с белыми полосками. Точнее, уже с зелёными.
Выключив воду, выкидываю пустую бутылочку зелёнки в мусорное ведро. В этот момент в ванную входит Кирилл, уже полностью одетый.
– Ась… Знаешь, что насчёт честности?.. – начинает было он, но тут его взгляд упирается в зелёное месиво в душевой.
На лице парня отражается целый спектр самых разных эмоций. От шока до неприятия. От отрицания до злости.
– По-твоему, это весело?! – его голос звучит так, словно перед ним нашкодивший пятилетка.
– Нет, не весело, – я иду к двери. – Можешь назвать это бунтом рабов. И передай Соболевым, особенно Артёму, что никто не будет ему прислуживать. Иначе будет что-то похуже зелёнки.
Вылетаю из ванной, а потом и из комнаты. Руки немного дрожат…
Стало ли мне легче?
Нет!
Но, возможно, Даше полегчает…
Кир
Этим утром Марат ржал до слёз, наблюдая за тем, как я складываю свои зелёные вещи в мусорный мешок.
Ладно, я это заслужил.
На самом деле заслужил намного больше, чем зелёнка на белой рубашке.
Мне даже немного приятно, что Ася хоть как-то защищает себя.
Но вот радость Марата меня бесит. Да и он сам – тоже!
По пути в учебный корпус, выкидываю мешок в мусорный бак и плетусь на уроки. Первый – русский язык. Теперь этот предмет будет всегда ассоциироваться с нашими непродолжительными занятиями с Асей. А также с дубовой рощей и теми словами, которые я ей сказал.
Я тогда бросил ей, что она меня достала. Ася в ответ испортила мои вещи зелёнкой. Всё. Надеюсь, мы теперь квиты.
Прихожу в класс ещё до звонка. Здесь почти никого нет. Даже Алиев, который покинул комнату немного раньше меня, ещё отсутствует. Сев за свою парту, откидываюсь на спинку стула. Прикрываю глаза.
Соболевых пока тоже нет, а мне намного спокойнее, когда их нет рядом.
Оба парня обладают бешеной разрушительной энергией. Эта энергия сформировалась в них благодаря воспитанию отца. Тот обращается с ними, как суровый командир со своими солдатами в армии. А попадая сюда, они отыгрываются на слабых.
Иногда, самую малость, я завидую им. Они научились жить без оглядки на свои поступки, по крайней мере, на те, которые задевают и обижают окружающих. Научились жить не обременёнными совестью.
В Америки я балансировал на грани. Мне хотелось жить как они. Злость во мне зачастую брала верх… И мне это нравилось.
– Hey, Ivan, can you hit? Ha-a! Let's! Show us what you can do!
Этот парень пытался сказать мне что-то уже несколько минут. И, судя по его дерзкому тону и тем словам, которые я смог понять, он был настроен достаточно враждебно.
Я отвернулся от него и с силой ударил по груше, пробубнив себе под нос:
– Нихрена я не понимаю, чё ты там трындишь.
Трое его друзей начали медленно подступать ко мне.
Да, я здесь чужак. Но всё же заплатил за абонемент на тренировки в этом зале, а значит, имею полное право тут находиться.
В этот момент кто-то подошёл ко мне сзади.
