ее взял и на себя посмотреть заставил.
– Ты хотя бы правила знаешь? Шей и не ерзай.
***
Резко выдохнула, когда он сжал мою талию и к себе двигать начал. Смотрит в мои глаза, а у него во взгляде сам черт костры разжигает. Да так, что пламя каждого до небес жутким синим цветом взмывает и пляшет, отбрасывая тени на смуглую кожу. Ощутила себя дичью, для которой костры эти разгорелись. Там, на дне каждого, такая бездна тёмная, что бежать нужно без оглядки. А меня будто затягивает в них, будто кто-то веревкой туда тянет.
Сглотнула, отворачиваясь от него и чувствуя, как внизу живота тяжелеет от его тона властного, от того, как смотрит тяжелым взглядом на мою грудь в вырезе сорочки. От этого взгляда соски в тугие комочки сжимаются, и руки дрожать начинают. Закрыла глаза, делая глубокий вдох и снова наклоняясь к ране, делая стежки один за одним. И когда почувствовала, как руки на моем теле расслабились, прошептала:
– Отец всегда учил, что играть нужно по правилам. Что иное поведение не делает чести ни одной из сторон игры. Такое благородство, – последний стежок, и я наклонилась откусить нитку, – привело его к смерти и научило меня, что правила в игре не имеют значения. Главное – ее конечный результат.
Откусила нитку и отстранилась от него, намереваясь слезть на пол.
– Готово.
***
Хотела слезть с моих колен, но я удержал за волосы сзади, не давая пошевелиться.
– А какого конечного результата ты хочешь?
Дернул к себе, заставляя наклониться так, что теперь я видел ее грудь в вырезе ночнушки почти полностью, и от возбуждения нахлынула ярость…Потому что с ней все как-то по-другому было. Смотрела на меня иначе. Не так, как все эти сучки, которые лезли ко мне в постель за определенные блага, а потом трахались с моими людьми. Меня они никогда не хотели. Отдавались, потому что я что-то давал взамен. Кончали, потому что женское тело так устроено, если знать, куда нажимать и где гладить, а где тереть или лизать. Но я им не был нужна. Разве что Сайне…Но та не была нужна мне.
– Правила всегда нужно знать, иначе игра не имеет смысла. Или ты готова проиграть?
Наклонил Лилю ниже, все так же за волосы. Перевел взгляд на сочные губы и снова в глаза посмотрел. Она материей моих сосков касается, а меня начинает слегка лихорадить, и виски адреналин по венам гоняет вместе с хмелем.
– Интересно стало? Или хочешь чего-то, а, девочка? Так ты скажи, может, я дам и даже играть не придется.
Сильно сжал ее грудь, намеренно больно. Она охнула, а меня прострелило бешеной похотью. Так бы и приподнял за волосы, а потом насадил на свой пчлен и поиграл с ней. Дооолго поиграл. До крови. Чтоб своему Богу молилась, и искры из глаз сыпались.
– Потому что эта игра тебе может не понравиться.
***
Схватил меня, больно схватил, а меня будто на две части разорвало. Одна зашипела от боли, а вторая от наслаждения, когда он грудь сжал. Когда тот самый огонь в его глазах почернел так, что поглотил зрачки. А я словно завороженная смотрела в них, видя, как моё отражение в этой черноте пляшет, подобно языкам пламени, извивается белым призраком с открытым ртом и распахнутыми от ужаса глазами. Потому что ему, отражению нравились эти прикосновения. Оно наклоняется к нему, всматривается в его напряженное цыганское лицо и протягивает пальцы к резко очерченным скулам. Но я отдергиваю назад руки и прячу их за спину, надеясь, что он не заметил, пытаюсь слезть с него, а он всё удерживает, будто ожидая ответа.
И тогда я вскинула подбородок и, натянув на губы улыбку, сказала, сжимая ладони за спиной:
– Уважаемый…барон или кто вы там, не знаю как у вас положено говорить, до этого момента тоже не интересовался тем, что нужно его пленнице.
Я усмехнулась, когда его хватка усилилась.
– Но только в целях удовлетворения любопытства отвечу, что то единственное, что мне действительно нужно, не получить за всё золото мира.
***
Я столкнул ее с колен и встал со стула. Ещё немного, и эта маленькая, наивная ведьма доиграется, а мне не хотелось играть. Я хотел сегодня просто секса. Грязного, быстрого и дикого. Не с ней. Потому что мне не нравились свои мысли о ней. Мне не нравилось, что от взгляда на нее начинали дрожать кончики пальцев, не нравилось, что запах ее мешал спать, не нравилось, что скулы сводило от желания пробовать языком ее кожу. В глаза ее смотрю и хочется за эти шелковистые волосы поставить на колени и почувствовать прикосновения мягкого рта с таким капризным изгибом и розовыми губами на своем члене, где все зудело только от взгляда на нее. Тело ее кусать до крови хочется, хочется, чтоб стонала подо мной.
И мне это не нравилось. Что все чаще и чаще думаю о ней. Что заглядываю по ночам за шторку и смотрю, как спит и проверяю все ли съела, выбирая для нее куски получше. Не было со мной такого никогда.
– А что бы ты хотела получить?
Приблизился к ней вплотную и схватил ладонью за скулы. Какая же гладкая у нее кожа. Она везде такая гладкая?
– О чем мечтает, маленькая пленница?
А потом сильно стиснула пальцами ее щеки, глядя в черные глаза и чувствуя, как меня уносит от ее отчаянного взгляда и от этой близости.
– Оденься и иди погуляй. Если я захочу купить тебя, я предложу тебе цену, а может, и так возьму. К женщинам иди. Там сегодня переночуешь.
***
Как только отпустил меня, я стиснула свои пальцы, чтобы не схватиться за щёки, на которых, наверняка, следы его пальцев отпечатались. Склонила голову набок и усмехнулась, глядя на его злость. Впервые мне нравилось видеть чью-то злость, нравилось высказывать то, что вертелось на языке, а не подыскивать нужные фразы.
– Последний раз, в который я согласилась быть проданной, оставил слишком неприятные впечатления, чтобы я пошла на такой шаг повторно. Какие бы блага кто бы мне ни сулил.
Прошла на свою часть и, накинув, на себя платье, даже не застегивая его, прошла к выходу из шатра, прихватив по пути теплую накидку.
– Когда все мечты о жизни рассыпаются в прах, невольно начинаешь мечтать о том, чтобы просто достойно похоронить своих мертвецов.
Не глядя на
