эту святошу.
Почему она такая красивая? Как, черт возьми, можно быть такой охуенной и недоступной? Для меня недоступной. Я, черт возьми, как одержимый, буквально живу мыслями о новенькой, гоняю в телефоне ленту с ее фотками, которые нагло перекинул с мобильника Тихой.
Я болен?
Частично.
Это лечится?
Не факт.
Не догоняю, что со мной происходит. Но с каждым днем меня сильнее распирает. И теперь игнор Ани задевает какие-то болезненные точки. Чувствую жжение в груди, сердце на разрыв тарабанит и мерзкий привкус поражения в еще не начавшемся бою буквально сдавливает горло. Короче… Все это уже конкретно подзаябывать начинает. Я хочу большего. Хочу ее. Всю.
Перед тем как вырулить в парк, где меня уже ждут друзья, делаю два круга около дома Тихой. Нервно покуривая, сбавляю скорость и вырубаю музло, когда проезжаю мимо ее ворот. Изучаю каждое окно, окидываю взглядом двор, надеясь увидеть Снежную Королеву. Но кроме силуэта слегка полноватого мужчины никого не наблюдаю.
Эта барышня вообще дома?
— Эй, брат, нахера ты нас вытащил в такую рань? — скучающим тоном ноет Султан, как только я появился в парке. — До трени* еще херова туча времени, я бы успел Эрику натянуть. А вместо этого должен пасти твоего пса и следить, чтобы ты его дерьмо в пакетик собирал, — отрывая задницу от скамейки, Даник присаживается на корточки и принимается трепать Торра. — Привет, дружище.
— Да он не пса выгуливает! Наш Дон Жуан новенькую пасет, — язвит Данилевский, покупая какао в кофейном ларьке. — Я знаю, что ее дом находится через дорогу. Леонова сказала, где эта Тихая живет… ну, когда мы их из бара выгружали, — добавляет между делом. — Дуры, блин, вертлявые! Да и ты смотри на него… — указывает на меня пальцем, присвистывая. — Глаза, как сканер и радар в одном. Или ты, Сава, гашеный, а?
— Кого пасу? Новенькую? — слишком бурно реагирую, повышая голос чуть ли не до крика. — Сдалась она мне! — отмахиваясь, типа мне реально пофиг, отстегиваю поводок и отпускаю Торра побегать.
Вот только как бы я ни отыгрывал бетонный пофигизм, внутри меня нехило так раскачивает. Завожусь с пол-оборота. Я даже с друзьями не готов обсуждать Тихую, потому что срабатывает какое-то чувство собственности. Сильное, вязкое и оно засасывает, словно болото.
— Ну не зна-а-ю, — замечая, как меня передергивает, Султан продолжает давить на больное. — Вид сзади у Тихой зачет. И тюнинг не нужен. Так сказать, полная прокачка. Ну… — дергая бровями, выписывает свои пошлые шутки, — Если только этот стремный шмот на черное кружево сменить или хотя бы на мини-платье с чулками.
Чтоб их…
Лучше пусть заткнутся. Потому что я перестаю себя контролировать. Сейчас имя новенькой из поганых ртов друзей действует на меня, как красная тряпка на быка.
М-да… Та еще коррида!
— Я тебе, блядь, заменю, — выкатываю угрожающе, схватив Султана за грудки. — Ты, сука, даже думать… дышать в ее сторону не смей! Вообще, нахуй, не говори о Тихой, усек?
— Так я не понял, ты с новенькой? Или нет? — срывается на смех Даник. — Признайся уже, что торчишь по ней.
— Завали! — тяжело дыша, отпускаю Султана и сжимаю руки в кулаки. Клянусь, если они все не заткнутся, я точно разукрашу им морды.
— Не, не, не, — встревает Глеб, выбрасывая пустой стаканчик в мусорку. — Если новенькая не с тобой, я займусь этим цветочком и помогу освоиться в универе. Предложу ей индивидуальные уроки, — поправив яйца, Данилевский принимается блядски двигать бедрами.
И тут я вконец слетаю.
Все, крышу окончательно сорвало!
Совершенно не отдавая себе отчета в действиях, набрасываюсь на Данилевского, заламывая ему руку за спину. Сильнее выворачивая клешню, чувствую, как теряю контроль. Не думал, что из-за бабы буду готов разорвать друга.
— Воу! Полегче, — взвыл Глеб, вырываясь из захвата. Боксер ебаный! — Сука, чуть руку мне не сломал. Идиотина, — шипит, разминая плечо. — Я же, блядь, пошутил.
— Шутник хуев! — отвечаю в тон. — Сказал же — завали!
Накидывая капюшон толстовки и закуривая, отхожу в сторону. Мне нужно перевести дыхание, потому что сейчас я готов раскидать этого юмориста-гондона-Данилевского на куски. Сука… Никто не может смотреть на Аню. Никто не может думать о ней. Никто, кроме меня.
Стоит только представить Тихую с другим, хочется сразу кому-нибудь вломить. Не думал, что так скрутит меня. И я не знаю, как подобная поебень называется, но ее, походу, ничем не вытравить. Гештальт не закрыт. Дальше не шагнуть.
— Сава, ты че так завелся? — спустя какое-то время ко мне подходит Писатель и протягивает вторую сигу*.
— Проехали, — отсекаю коротко, беспрестанно чиркая зажигалкой и доводя себя до полного исступления.
— Да не пыли ты так. Все уже поняли, что застолбил девчонку. Знаешь же, что Глебарь просто провоцирует. Никто не тронет твою Тихую.
— Она не моя!
— Да мне можешь не затирать эту шелуху, — тянет Жора, пряча руки в карманах спортивок. — У тебя на морде все написано. Ты когда Аню видишь, как Торр слюни пускаешь.
— Бля, Писатель, уйми чес, а! — стряхивая пепел, задерживаю никотин в легких.
В последнее время, находясь на каком-то лютом нервяке, я стал часто курить. Перед батей даже спалился. Он, конечно, это дело не одобрил, но и кантовать не стал. Но даже убийственная доза никотина не помогает вытравить Тихую из головы.
— Что вам мешает замутить? — никак не угомонится Писатель. Он что, в психологи решил переквалифицироваться?
— Хуй знает… — отвечаю раздраженно. — Она пиздец какая шуганная. Правильная настолько, что мне проще монашку совратить, чем с этой неженкой хотя бы на вечер в кино зависнуть. Короче, полный шлак.
— М-да… Ситуация… — перекатываясь с пятки на носок, Жора резко замирает. — Ты это… Думай быстрее, пока твою неженку не увели. Я тогда за тебя впрягаться не буду, крылья купидона натягивать не стану.
— В смысле? — перевожу на него взгляд.
И тут Писать выбрасывает указательный палец вперед.
Прослеживаю за ним глазами и едва воздухом не давлюсь. Вижу, как по тротуару быстрым шагом чешет, я бы даже сказал, летит новенькая. И с какого-то хрена у нее в руках будет, который я ей вчера подарил.
Аня двигается куда-то целенаправленно, но при этом на каждом шагу оборачивается, словно опасается слежки.
— И куда ее так несет? — озвучивает мои мысли Писатель.
В душе не чаю, куда Тихая так торопится, но когда вижу, как она останавливается около мусорных баков, а после — выбрасывает в один из них букет, пропускаю удар. Ощущение накатывает, точно ныряю в ледяную воду. Все тело сводит судорога и дышать становится нечем. Это жестко бьет по самолюбию. Неужели я настолько плох,
