переключиться с режима «стон шлюхи» на режим «мычание монашки», и то, чтобы администрация бутика не вызвала охрану и нас не выгнали с позором. Далее мозг просто отключается.
* * *
— Дамир, я не приду к тебе сегодня! — решительно протестую я на его требование провести с ним еще одну ночь.
— Хорошо, — отвечает с притворным спокойствием, хотя я вижу, как потемнели его глаза от злости. — Если ты ко мне не придешь, то придет Ринат. Посидим с ним, по-мужски поболтаем. Виски надо закончить, — глаза блестят, как у хищника, который учуял рану на теле жертвы.
— Что ты еще хочешь от него узнать? — сдавленно спрашиваю я. — Он и так тебе всё уже рассказал.
— Хочу наказать его за засосы на теле, — властно притягивает к себе, затем прижимает к стене, — которое по закону принадлежит мне.
Стоим в подъезде, как подростки, которым больше негде встречаться. Он смотрит на меня с каким-то мрачным удовольствием, будто упивается моей реакцией. А я теряюсь каждый раз, когда он напоминает о своих правах на меня.
— Не долго осталось! — бросаю ему с вызовом и пытаюсь оттолкнуть его, но он как скала, не двигается с места, только крепче сжимает меня в своих объятиях.
— Выбирай, — говорит почти угрожающе, — либо ты, либо он!
Я замираю на мгновение, преодолевая немыслимое желание врезать ему между ног. Мое колено так удачно расположилось и просится кинуться в бой. Но я понимаю, что это будет равносильно самоубийству. Как долго и сладко он будет меня убивать — это еще вопрос.
— Хорошо! — выдыхаю я. — Не зови его. Приду, но только после встречи с ним. Еще Асельку надо будет усыпить, как в прошлый раз.
Дамир продолжает пронзать меня своим хищническим взглядом, словно читает мои мысли и внушает не играть с ним.
— Долго с Ринатом не виси! — командует он. Затем резко притягивает мою голову и жадно впивается в губы, кусает в порыве страсти и злости. Уже наказывает за мой протест. Внезапно отрывается и, не сказав ни слова, выходит из подъезда, оставляя меня одну.
После трёх оргазмов за день я чувствовала себя так, словно пробежала марафон. Силы покидали меня, ноги подкашивались, и я еле доползла до дивана. Плюхнувшись на него, сразу провалилась в глубокий, как обморок, сон. Меня выдернул из забытия настойчивый звонок в дверь, пробирающийся прямо в мозг. Я с трудом приоткрыла глаза, пытаясь сообразить, что происходит, но тут же услышала, как открылась дверь, и в квартиру вошли Аселя с Ринатом.
— Мать, ты чё жениха не пускаешь? — возмущённо бурчит она, снимая обувь. — Стоит у двери, как неприкаянный. Ну ты даёшь! Чай ставь, — приказывает главнокомандующий.
Ринат, сняв с себя пальто и обувь, тоже ползёт к дивану, будто испытал не три, а десять оргазмов. Он буквально грохнулся рядом, так что диван затрещал под его весом.
— Блин, Динка, я так устал, — жалобно промямлил он, закинув голову мне на плечо.
В голове невольно возникло сравнение его с Дамиром. Внутренний голос подсказывал, что Дамир не знает усталости — он может целый день разгружать вагоны, а потом всю ночь заниматься любовью. Ринатовских сил не хватило даже на то, чтобы нормально поцеловать меня в губы. Но я смотрю на него и понимаю, что он — лучшее, что есть в моей жизни, и я не могу так с ним поступать. Не могу обманывать.
— Ринат, давай расстанемся, — тихо произнесла я.
— Ринат, давай расстанемся, — тихо произнесла я.
— Угу, — промычал он, и его голова мягко соскользнула с моего плеча на колени. Он спит. Совсем умаялся.
Я глажу его мягкие, шелковистые волосы, вглядываясь в уставшее, но безмятежное лицо. Они с Дамиром совершенно разные, как день и ночь. У Рината ореховые волосы с почти рыжим отливом. Его зелено-карие глаза кажутся еще ярче на фоне светлой кожи, через которую проступают розоватые прожилки кровеносных сосудов, придающие ему вид хрупкости и нежности. Веснушки на носу и скулах добавляют чертам лица мягкость, значительно омолаживая его.
Дамир же — полная его противоположность: смуглая кожа, с короткой щетиной, подчеркивающая мужественные черты лица, и густые черные волосы, которые словно поглощают свет. Его глаза — глубокие янтарные омуты с черными, почти угольно-темными, бездонными зрачками. Он излучает уверенность и силу, которая чувствуется в каждом его движении.
А Ринат более мягок и чуток, но в то же время неспокоен, так как склонен к излишним переживаниям.
Я аккуратно встала, подложив ему под голову подушку, затем закинула его ноги на диван. Поговорить, скорее всего, пока не получится.
— Чё сидите? — громко возмутилась Асель, заходя в гостиную. — Сказала же, чай поставить!
— Тихо! — я резко приложила палец к губам. — Ринат спит.
Аселина однокомнатная квартира после ремонта, сделанный миллион лет до нашей эры, превратилась в двухкомнатную современную студию. Кухню она передела в спальню, а комната стала кухней-студией, где я живу.
— И что теперь? Мне в собственном доме пожрать нельзя? — раздраженно пробормотала она. — Давай пусть идёт к себе и там отсыпается! — добавила следом.
— Аселек, пока он спит, я хотела с тобой поговорить, — прошептала я, схватив тётю под локоть и потянув её в комнату. Усадив Асельку на кровать и, собравшись с духом, глядя ей в глаза, тихо сказала: — Я хочу расстаться с Ринатом.
Асель сначала застыла, удивленно распахнув глаза, затем немного подумав, нервно усмехнулась.
— Ого, с чего бы это? — спросила она, делая вид, что не воспринимает мои слова всерьез.
— Я не хочу его больше обманывать, — сказала я с отчаянием. — Расскажу ему про мой первый брак и о том, что я не девственница.
— Это правильно! — бодро кивнула Асель. — Но зачем же расставаться? — спросила с недоумением.
— Ты думаешь, он захочет после этого на мне жениться? — усмехнулась я иронично.
— А ты просто скажи и узнаешь. Не захочет — ничего не потеряешь, — как всегда легко и просто рассудила тетя.
— Но… — замялась я, — теперь и я как-то… не очень хочу замуж.
— А вот это плохо! — недовольно свела брови Асель. — И мне не нравится, что это происходит именно тогда, когда появилась эта горилла.
— Какая горилла? — не врубилась я.
— Ну эта, — Аселька встала с кровати, — А-а-а! — она вскинула руки в стороны, затряся плечами и головой, на её лице появилась ужасная гримаса. — Хер тебе, а не развод! — ткнув мне в нос фигу, начала бить себя в грудь, с ироничным преувеличением, пародируя Кинг-Конга, то есть Дамира. Голос ее стал низким и громким, вызывая у непреодолимое желание рассмеяться. —
