Придушила бы на месте! — глаза гневно сверкнули. — Маникюр пожалела. Как никак, бабки выложила за него, — присела опять на кровать.
— А если он жалеет, что так со мной поступил? — сказала я, всматриваясь в лицо Асели, ожидая и боясь её реакции.
— Тааак! — она снова встала с кровати. — Мне это послышалось, или ты действительно считаешь, что этот мудак может о чем-то жалеть?
Я молчу. Сердце кричит, что да, а разум не уверен ни в чем. Аселька заметила моё сомнение и сразу же пошла в наступление.
— Вот что, девочка моя, — она подошла ближе, всматриваясь грозным взглядом прямо мне в глаза. — Ты давай прекращай! Забудь эту гориллу! Если хоть на минутку решишь, что можешь дать ему шанс, то тогда обо мне забудь! Считай, что у тебя никогда не было тёти, которая днями и ночами не отходила от тебя, боясь, что ты выкинешь какую-нибудь глупость. Слезы твои крокодильи вытирала и еду тебе в рот пихала, чтобы ты от голода не померла. А убивалась ты не из-за смерти отца. Ты это помнишь?! Слышишь меня?! — затрясла меня за плечи. — Я твой единственный родной человек на этом свете. В тебе и во мне течет кровь моей сестры, твоей матери. Роднее меня у тебя никого нет! Если предашь меня, считая, что предала мать — пойдешь к нему — проклянуууу!
В этот миг мне показалось, что вот-вот она превратится в ведьму из «Ариэль». Вихрем закружится надо мной и, метнув в меня стрелы из глаз, отправит в заточение. Тётя — очень сложный по характеру человек. Она умеет жёстко давить на психику и деликатностью не страдает. А то, что она говорит, — это не просто угроза. Она действительно так сделает. Я не хочу ни за что её терять. Лучше уж умру.
— А теперь иди и буди своего прЫнца. Покушаем, а потом ты ему все скажешь. Поняла меня?
Я кивнула непроизвольно. Произвольно мотать головой просто боялась.
— После ужина я схожу в аптеку, — более спокойным голосом сказала она. — Голова что-то разболелась. Леонидовна сегодня сопли свои пускала. Надеюсь, не принесла вирус на работу. Так что пока меня не будет, воспользуюсь моментом.
С неподъемной тяжестью в душе я вернулась в гостиную, но не стала сразу будить Рината. Вместо этого решила накрыть на стол, стараясь занять себя делом, и заодно посмотреть, какие сообщения пришли. Пока я спала, их накопилось немало. В основном это был наш чат «Секси кыздарики». Томка слегка пополнила свои финансы, скинув нашу фотку. А Дамир получил звание секс-символа года.
От него тоже пришло сообщение. Минут десять назад.
«Что делаешь? Соскучился»
— Дин, че есть кушать? — сонно промычал Ринат, потягиваясь на диване. — Блин, я так голоден, быка бы сейчас съел.
— Умывайся и садись за стол, — сказала я, и кинулась строчить сообщение Дамиру.
«Рината кормлю. Пришел голодный и уставший со встречи. Теперь понимаю, почему ты сам не захотел на неё идти.»
Прочитал. Молчит. А так хочется узнать его реакцию. Заглядываю в телефон каждую минуту. Надпись: был(а) в сети сегодня в 19:48 словно замерла на экране. Уже 19:59. Я приготовила салат, нарезала хлеб, чай вскипел. Аселька зависла в ванной, Ринат снова ушел в храп, а «муженек» всё молчит.
«Ты что делаешь?» — не выдержала я, чувствуя, как внутри всё кипит от нетерпения.
Он не отвечает. Даже не в сети. Так и показывает 19:48. Я больше не хочу смотреть на этот телефон. Рука так и просится метнуться и швырнуть его в окно. Сжав телефон до боли в пальцах, я с силой положила его на верхнюю полку шкафа — подальше, чтобы избавиться от соблазна снова заглядывать. В груди всё бурлит от злости и обиды. Почему он молчит? От отчаяния я готова была закричать. Подошла к столу и, не сдержавшись, громко выкрикнула знаменитую фразу:
— Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!
Напряжение немного спало. Но ненадолго. Всё-таки не выдержала — достала телефон и посмотрела на экран.
«Ужин себе готовлю, пока МОЯ ЖЕНА кормит левого мужика», — только что пришло от него.
Внутри меня всё заколотилось. Дыхание перехватило, словно воздух разом исчез. Смешанные чувства сдавили грудь. «МОЯ ЖЕНА» — только эти выделенные слова меня волнуют. Дрожащими руками, но с довольной улыбкой на лице, я закинула телефон ещё дальше, в самый дальний угол полки. Всё, хватит. Больше не буду ему писать.
Моя злость на Дамира, похоже, подействовала на всех. Ринат вскочил и направился в ванную, где в дверях столкнулся с Асель.
— Вот, чёрт! — вскрикнул он, увидев её без косметики.
— Что, прям сильно на него похожа? — недовольно фыркнула она, смерив его взглядом. — Давай не обосрись мне тут. И не усни на унитазе! Знаем мы, как ты любишь подремать на толчке.
После ужина Аселька, как и планировала, вышла в аптеку. Не успела она за дверь, как Ринат внезапно подлетел ко мне, обнял крепко, и, не давая опомниться, начал безудержно целовать. Силы вернулись к нему — поспал, поел, и снова полон энергии.
— Дин, пойдем в ванную, ты там быстро мне сделаешь как в прошлый раз, — шепчет он, а глаза блестят от нетерпения.
— Ринат, нам необходимо поговорить. Мне нужно кое-что сказать тебе, — пытаюсь вырваться из объятий, но он слишком возбужден.
— Потом поговорим, у нас мало времени. Пока Асельки нет, надо успеть, — тянет меня в ванную, — У меня тоже есть для тебя новость.
— Ринат, подожди, это очень важно! — почти кричу, чувствуя сильное раздражение от этой ситуации.
— У меня мозг кипит, Динка. Я сейчас всё равно ничего не соображаю, — прерывисто дыша, он едва сдерживает своё возбуждение. — Яйца трещат… так что в мозг отдаёт. Член… болит, — срывающимся голосом продолжает он, дрожащими пальцами ослабляя ремень и спуская штаны на ходу. — Давай, киса моя…
Его рука жадно тянется к моей промежности, а другая пытается расстегнуть пуговицы на домашней рубашке, которую я нарочно застегнула до самого горла. Ведь под ней мне есть что скрывать.
— Ринат, нет! — вскрикиваю я и отталкиваю его.
Он смотрит на меня обиженно, как обделённый ребёнок, и сам начинает поглаживать свой член. Понимаю, что пока я не избавлю его от напряжения, нормального разговора с ним не получится.
— Я тебе помогу, как в прошлый раз, — говорю тихо, неуверенно смотря ему в глаза. — Но только не трогай меня. У меня месячные на подходе. Груди болят, и любые прикосновения просто раздражают меня, — убедительно лгу по поводу месячных, но, как ни странно, не по поводу прикосновений.
— Там тоже нельзя
