Из машины тут же выскочили телевизионщики. Началась съемка. Видно было, что готовится экстренный выпуск новостей. Известный телерепортер, всегда выступавший в новостях, обменялся несколькими репликами с людьми у клетки и затараторил:
— Дорогие телезрители! Мы с вами находимся сейчас в зоопарке. Здесь зафиксирован удивительный факт. Буквально полчаса назад вот на этом самом месте еще только собирались сооружать новую клетку. Директор зоопарка только-только подписал решение об установке клетки именно в этом месте!
И сразу после подписания документа он выглянул в окно своего кабинета и буквально остолбенел! Клетка оказалась уже смонтированной! Мало того: внутри сооружения находились великолепные экземпляры австралийских кенгуру, которые попали туда неизвестно каким образом. Вот эти прекрасные животные, дорогие телезрители! Посмотрите, как трогательно они себя ведут! Они держат друг друга за лапки! Ах! Мне так и хочется сказать: за руки! Как много человеческого в повадках этих очаровательных существ!
Но главный вопрос остается открытым: кто же тот чудесный пожертвователь, который подарил нашему зоопарку и его посетителям, дорогие телезрители, таких прекрасных кенгуру?
И это еще не все, вот тут мне подсказывают: за клеткой находится подсобное помещение, где обычно хранятся корма для животных. Так вот, это подсобное помещение буквально доверху наполнено продуктами питания, предназначенными именно кенгуру.
Дирекция теряется в догадках, но благодарит щедрого дарителя от всей души.
Посмотрите, посмотрите, как очаровательно ведут себя новые жильцы нашего зоопарка! Они держатся за лапки, другие лапки прижимают к груди и кланяются! Как это трогательно!..
Выпалив свою тираду на одном дыхании, репортер выдохнул и деловито приказал съемочной группе:
— Сворачиваемся!
После чего машина Центрального телевидения умчалась на огромной скорости в телецентр.
Мухина и Давыдов смогли наконец-то пробраться к клетке. Да, в ней действительно находились те самые кенгуру, видом которых так яростно возмущались их дворовые бабушки.
Кенгуру что-то лопотали на своем языке.
— Пожалуйста, не могли бы мы научиться понимать язык кенгуру, дорогой Кирпич? — попросила тихо Мухина.
— С превеликим удовольствием, — послышался ответ из рюкзака.
И тут же Давыдов и Мухина стали понимать все, что говорили друг другу рослые прекрасные кенгуру в клетке.
— Слышь, Митяй, ты чё-ндь понимаешь? Чего мы пили-то?
— Подсунули нам чего-то, Толян. Инопланетяне, ляха-муха. Я читал. Это они опыты над людьми ставят.
— А я ваще не люблю в том подвале бухло покупать. Там всегда одна отрава. Я тебе говорил: пойдем у Клавки купим!
— Ага! У Клавки! А мы ей должны рупь еще с какого раза? Забыл? У Клавки бы не получилось.
— Да, укатали Сивку крутые горки, — обреченно вздохнул кенгуру Толян. — Кенгурями стали.
— Да ладно. Чего нам? Светло, тепло, и мухи не кусают. Одежда есть, жрать дают, людей видно. Чем тебе не жизнь?
Кажется, им, Митяю и Толяну, вполне нравилось в зоопарке. Они даже начали планировать, как бы заманить работника, что приносит им еду, поближе и прощупать, нет ли у того четвертинки в кармане.
— Им тут хорошо, — сказала Мухина.
— По-моему, тоже, — кивнул Давыдов.
И они пошли домой делать уроки.
История четвертая ПРЕВРАЩЕНИЯ НА УРОКЕ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
В тот день Мухина и Давыдов не очень хотели идти в школу. У них первым уроком стоял английский язык. А это значило, что все сейчас будут виноваты, все будет неправильно, и всем придется плохо.
Мухина и Давыдов очень старались. Они учили все заранее. С ними еще и мама Мухиной занималась. Проверяла их. Помогала.
Но учительница все равно находила что-то неправильное, неточное и никогда не хвалила. Она вообще никого не хвалила.
Может быть, просто не знала, как это делается?
Может, ее вообще никто никогда не хвалил в детстве? Бывает же такое?
Но получалось удивительное дело. Учительницу их, Светлану Алексеевну, никто не хвалил в каком-то ее далеком детстве, а виноватыми оказались те, кто в ее детстве даже не существовал вообще.
И ничего с этим поделать было нельзя. Жаловаться же не пойдешь? Да и на что? Что учительница никогда не улыбается и никогда не хвалит? Что, как ты там ни старайся произносить правильно определенный артикль the, хоть обплюйся весь слюнями, высовывая язык между зубов, а все равно никто тебе не скажет «Excellent» [7]. В лучшем случае — «Could be better» [8].
Собственно, это выражение и было, пожалуй, единственным, что за весь урок говорила Светлана Алексеевна по-английски. Остальное она произносила на русском. От учеников же требовался только английский.
Учительница ради постановки произношения запускала им магнитофонные записи.
Механический дикторский голос говорил фразу, а весь класс повторял. Хором.
Светлана Алексеевна только мрачно поправляла тех, кто, по ее мнению, произносил английские слова неправильно.
Еще они пересказывали тексты из учебника. И составляли диалоги.
Все, что они делали, жутко не нравилось Светлане Алексеевне. Она старалась всем своим видом показать, как ей неприятны ученики и их жалкие потуги говорить на английском.
Вот почему Давыдов и Мухина не летели, как на крыльях, за новыми знаниями, когда по расписанию стоял английский язык.
Чем ближе подходили они к кабинету, тем мрачнее делались их лица.
— Слушай, — сказал Давыдов, — слушай, Мухина, давай попросим, а? Пусть наш дорогой Кирпич нам поможет. Может, сделаем так, чтобы Светлане Алексеевне пришлось целый урок на английском разговаривать? Самой!
— Ну, давай, — согласилась Мухина. — А как?
— Сама увидишь! — пообещал Давыдов. И залился счастливым детским смехом.
Потом он обратился к их дорогому волшебному другу.
— Пожалуйста, дорогой, уважаемый Кирпич, — произнес он проникновенно, — нельзя ли устроить так, чтобы на этом уроке мы все, весь класс, были англичанами. И пусть Светлана Алексеевна должна будет говорить с нами весь урок только по-английски. Получится так сделать, дорогой Кирпич?
— А есть другие варианты? Конечно, получится, — раздался довольный голос из мешка со сменкой. — Сделаем. Бегите скорее в класс. Все начнется со звонком.
Кирпич хихикнул.
Окрыленные Мухина и Давыдов поспешно направились в кабинет английского языка.
Учительница уже сидела там за своим столом и, не поднимая головы на входящих, что-то быстро писала в толстой тетради.
