Я узнаю о беременности и рвусь к своему Мадину, которого не видела уже много дней. К Мадину, который почему-то везде меня заблокировал. К Мадину, который почему-то делает вид, будто меня не существует, будто нет меня в его жизни.
— Почему твой брат начал меня игнорировать? Ни с того ни с сего?! Мы должны были встретиться несколько дней тому назад в баре. Он сам назначил там встречу, а потом исчез с радаров…
Поначалу я думаю, что с ним что-то случилось, я волнуюсь, мне плевать на собственное здоровье, я еще плохо осознаю, что беременна, мысль не улеглась, но потом я захожу в соцсети и вижу фотографии с курортов. У него все хорошо. Он уехал из столицы и отдыхает где-то со своей сестрой, матерью и отцом.
Я жду хоть каких-то объяснений…
Мне нужны хоть какие-то объяснения! Сойдут даже от этого… существа.
Заур ухмыляется, тянет руку в карман и достает пачку сигарет. Медленно закуривает и выпускает круги, а меня начинает тошнить от мерзкого табачного дыма. Я закашливаюсь, но упорно стою, жду. И, наконец, он заговаривает.
— Чему ты удивлена? Мой брат не хочет иметь ничего общего с такой… как ты.
— Что значит такой, как я?
— Ты сама все знаешь. Ты грязная изменщица, дешевка, нищебродка, которая просто хочет наших денег, денег нашей семьи и ведь я говорил ему! Сколько раз я ему твердил о том, что ты ему не пара, что наставишь ему рогов, что та еще блядь, которая ни сегодня, так завтра пойдет подставляться под других! А он не верил, не верил до тех пор, пока его не ткнули в дерьмо, как котенка! Но теперь-то у него должны заработать отшибленные мозги! Ты ему их знатно промыла, я тебе скажу…
— Я… я ничего не понимаю…
— Хватит! Хватит строить из себя дурочку! — орет Заур, откидывая в сторону сигарету и начиная на меня наступать. Я пячусь в страхе, потому что чувствую как от мужчины исходит ничем не прикрытая агрессия. И если раньше я всегда могла положиться на своего Мадина, его поддержку и защиту, то сейчас я совсем одна.
— Я ничего не строю…
— Ты всегда вертела моим братом, как полоумным кретином! Тебе всегда были нужны от него деньги, а на днях ты просто сделала то, о чем я его предупреждал и то, что было ожидаемо — показала свою истинную сущность! Даже не думай, что помолвка в силе, и вы поженитесь! Убирайся! Убирайся и не смей даже возвращаться сюда!
— Но я… я беременна, Заур! Я люблю твоего брата! И он тоже меня любит!
— Его блевать тянет от такой подстилки, как ты! А ребенок… смешно! — он ухмыляется. — Мы должны поверить, что ты не нагуляла его?!
— Но…
— Убирайся отсюда, пока я все еще помню, что ты девка и изо всех сил пытаюсь не стереть тебя в порошок, долго играть в рыцаря у меня не выйдет!
— Я хочу поговорить с ним… пожалуйста…
— И что ты думаешь услышать?
— Пожалуйста! Я заслужила хотя бы поговорить! Только один разговор…
Заур долго сомневается, а после как-то меняется в лице. Достает телефон из кармана брюк, набирает номер и какое-то время ждет. Затем идет речь на незнакомом мне языке, я не знаю, о чем говорит Заур своему брату, но после он все же протягивает мне трубку.
— У тебя одна минута. И, чтобы ты понимала, это наш с тобой последний разговор, — слышится ледяной голос с другого конца трубки.
Не верю. Не верю долгие мгновенья, которые превращаются в вечность. Вечность в личном аду.
— Мадин… я ничего не понимаю…
— Я тоже многого не понимаю. Не понимаю тебя. Не понимаю, как мог быть так слеп… Как мог верить тебе и не замечать столь очевидных вещей…
— Каких вещей?! — в бессилии кричу я, крепко сжимая в руках телефон. Еще чуть-чуть и он просто треснет в моей ладони.
— Мне не о чем с тобой больше говорить. Твоя ложь и отрицание очевидных фактов… они вызывают во мне лишь еще больше отвращения.
— Мадин!
— Свадьбы не будет, я уже сообщил всем со своей стороны, снял бронь с ресторана. Забудь обо мне и не ищи со мной встреч. Я больше не желаю тебя ни видеть, ни слышать. И это никогда не изменится.
— Мадин! — Я кричу, захлебываясь в слезах и долгое время не могу поверить, что любимый человек, обещавший драться за меня со всем миром, так легко и просто отказывается. Отказывается от меня, от нашего ребенка, о котором я даже не успеваю сказать, от нашей будущей семьи. От нашего совместного счастья, к которому мы так долго и упорно шли.
Я падаю на колени, на колючий гравий, который продавливает нежную кожу даже через плотную ткань джинс, хватаюсь за голову и вою. Не плачу, рыдаю, даже не замечая, когда мой собеседник исчезает со двора и скрывается в доме. Я не замечаю пары глаз, которые внимательно смотрят на меня еще какое-то время. Не замечаю торжества, отражающегося в них.
Я ничего не вижу. Мне не до этого. Я тону в своей боли.
Я пришла в себя, сбросив оковы прошлого только когда, наконец, добралась до автобусной остановки и едва не опоздала на него, чуть не упустив из под носа. Еле успев и поблагодарив водителя, я расплатилась, прошла внутрь и бросила сумку на свободное сиденье, села там же, рядом. Час до города, почти столько же на метро, а затем минут двадцать на маршрутке, и я буду на месте. У Игоря. Здорового и счастливого Игоря.
Вопреки всему, у меня все же получилось!
У меня получилось, и я была не только спокойна впервые за многие годы, я была горда собой.
33
Я посмотрел вслед уходящей Еве и понял, что готов был ее придушить. Прямо здесь и сейчас. Это было правильным решением с ее стороны — умотать отсюда, как можно быстрее.
— Дрянь, — прошипел я, сжимая кулаки.
Дрянь, в которую я влюбился с первого взгляда, стоило ей только впорхнуть в ту кафешку, где я ждал ее вместе с братом. Дрянь, которая до этого снилась мне целый год, каждую ночь, являясь эфемерным ангелом, обещавшая подарить мне счастье и гармонию… Ангелом, который оказался невестой моего ненавистного стремного брата. Но к черту Еву, я давно поставил крест на этой ведьме, и если бы мой брат не додумался снова втащить ее в нашу жизнь, я бы даже о ней не вспомнил. Честно. Клянусь. Я не был задротом, который готов был тащиться от отказавшей ему бабы годами. Нахуй оно надо!
Впрочем, возвращаясь к Мадину, то могу с уверенностью сказать, что братом он мне был много лет назад. Но уже в детстве я перестал воспринимать его таковым. Может быть, этому суждено было случиться, а, может, в этом были виноваты родители. Может, еще что-то, черт его знал. Я не был силен в психоанализе.
Когда его впервые принесли к нам в дом, когда родители, отсутствовавшие несколько дней, наконец, вернулись с маленьким свертком в руках, я понял, что на мне большая ответственность. Я полюбил его. Мой брат. Младший брат. На тот момент мне было уже семь лет, я успел пойти в школу и уже что-то, да понимал. Помню, как радостно рассказывал всем учителям и одноклассникам, что теперь у меня появился мелкий, что теперь мне будет с кем играть.
А затем что-то изменилось. Однажды родители оставили нас одних, им нужно было срочно куда-то уезжать. Их не было буквально пару часов, но за это время Мадин успел упасть и расшибить себе лоб. Помню, как я пытался «скрыть» это и еще лучше помню, как мать тогда впервые ударила меня. Сильно. Наотмашь. За то, что «не можешь присмотреть за родным братом!». На тот момент мне было около десяти, поэтому, наверное, она была права. Затем, чуть позже, это повторилось еще несколько раз.
А затем Мадин подрос и отношения стали еще хуже. Я был уже ближе к подростковому миру, а Мадин рос слабым здоровьем, хиленьким, худеньким. Может быть, поэтому родители все внимание стали уделять ему. Носились за ним, тряслись. Отец мог ударить меня, ничего не выяснив, стоило только Мадину пожаловаться на то, что я забрал какую-то вещь, игрушку. Но, в защиту брата, могу сказать, что папа никогда меня и не любил. Уж не знаю, чем я ему так не угодил, но ласки и тепла от него я не получал никогда, даже до рождения Мадина. Позже мне уже объясняли, что иногда в семьях так просто бывает. Просто случается. Одного ребенка любят больше, чем другого.
