— Пойдём.
— Я чуть позже выйду, хорошо? Чтобы не видели.
— Хо-ро-шо, — взгляд без пересмешек говорил, что ничего хорошего, но этот ли взгляд ещё предстоит вынести Али?
Тот же взгляд она ощутила через три дня, когда она сдала работу Семёну, и Али всё же познакомилась с расшатанной нервной системой своего непосредственного руководителя, когда он орал, не выбирая выражений, не скупясь на эпитеты и оскорбления, и всё это под молчаливый взгляд Вадьки.
Али нашла в себе силы не заплакать в кабинете, нашла силы добраться домой и там ждать решения Вадима… Увольнение сейчас, прямо сейчас, было бы некстати, но она просчитала и этот вариант.
Первоначальная паника стала проходить, всё выстраивалось в нужном порядке, рабочем. Постепенно расписывалось по пунктам, подпунктам, выстраивалось в пропорциональном порядке, и положение Али уже вовсе не казалось ей настолько отчаянно ужасным.
Она была здорова, с образованием, с опытом работы, у неё была не самая дорогая, но всё же недвижимость, доставшаяся ей от родителей и бабушки, и она была беременна, что недвусмысленно показал последний тест и подтвердил врач, хотя чуть менее месяца назад, когда Али была на консультации, этот же врач объяснил состояние женщины переменой климата, ведь Али долгое время жила в стране, где зима — это всего лишь время года на календаре. Сейчас же её организм перестраивался, поэтому подобный сбой можно считать в пределах нормы.
Тем не менее, нервничая, ведь она ошиблась, ошиблась в расчётах, Али ждала пересмешника…
До поворота ключа и напряжённого взгляда Вадьки, под которым становилось стыдно — она ошиблась.
— Привет, рыбка… сложный день? — усталые пересмешки.
— Ты уволил меня?
— Пойдём в комнату, поговорим.
— Я не знаю… не знаю, как я заплачу в следующем месяце за квартиру… Где в этом городе вообще искать работу?.. Что я умею?.. Если даже в простых расчётах я ошиблась… и кто мне теперь даст рекомендации?.. Я уеду… после Нового года… прости, что я ошиблась…
— Лина, ты себя слышишь?
— Что…
— Послушай, я помню, что обещал тебе компромисс, помню. Но я не могу так больше, не могу! Я, Лина, не понимаю этих твоих партнёрских отношений. У меня есть партнёр, и это, как ты знаешь, волосатый сорокалетний мужик, с животом на седьмом месяце. Ты не мой партнёр, рыбка. Ты моя женщина. Любимая женщина. Я большую часть своей жизни люблю тебя, но я не могу играть во всю эту феминистическую хрень. Я не могу смотреть, как на корпоративе, который я устраиваю на свои средства, какой-то ублюдок пускает на тебя слюни, а я даже уволить его не могу, а должен бы прикопать… в цемент! Я не могу смотреть, как из-за ошибки, не твоей ошибки, к слову, эта скотина орёт на тебя. Я должен бы придушить его за попытку дышать в твою сторону. А твоя машина, Лина? Это, блядь, не машина, это ржавый гвоздь по моим нервам… Она не безопасная. Я не могу скрывать тебя больше… Всё пытаюсь найти в этом хоть какое-то здравое зерно, хоть как-то объяснить себе… Меня воротит уже от такого партнёрства.
— Ты бросаешь меня? Снова? — звучит скорее обречённо.
— Я люблю тебя! Я говорил тебе, что не оставлю тебя, что буду бороться за тебя, что готов попросту похитить тебя и спрятать в своём доме, на всё готов, на что угодно… Но, пожалуйста, давай искать компромисс… потому что то, что сейчас… это издевательство.
— Что ты хочешь?
— Первое и самое важное — отказываюсь скрывать тебя, надоело. Почему мы делаем из нас грязную тайну, Лина? Ты стыдишься меня? Я — точно нет, на самом деле я готов поставить тебе на лоб штамп «моя женщина», я столько лет ждал тебя, столько просрал, я просто больше не хочу прятаться… Ещё машина, Лина, я хочу, чтобы ты ездила на безопасной машине, с двигателем под капотом, а не моторчиком от батареек, и подушками безопасности, максимальное количество. А лучше, если с водителем.
— Ты не уволишь меня?
— Глупая ты, с чего бы… и да, ты не ошиблась, ты не учла, это закономерно, учитывая специфику твоей предыдущей работы… а вот сука этот, Семён, должен был учесть… я ему до хрена плачу за это, многим больше, чем рядовому инженеру.
— Что не учла?
— Потом, всё потом… Так что? Будем искать компромисс?
— Попробуем, — куда-то в пересмешки.
Али ещё предстояло найти самый главный компромисс в своей жизни. Компромисс с Вадимом — отцом её будущего ребёнка.
— Значит, ты согласна больше не скрывать меня, как грязного волосатого хоббита?
— Согласна…
— И тебе без разницы, что скажут на работе?
— Не без разницы, но всё равно ведь скажут… — всё равно скоро появится тема для разговоров…
— И машину, неужели ты позволишь купить тебе машину?
— В пределах разумного, — захочет ли пересмешник иметь что-то общее с обладательницей тициановских волос, когда узнает о другой, фатальной ошибке, и кого тогда будет интересовать автомобиль…
— Ты странно сговорчивая сегодня, Лина, — пересмешки блуждали по телу Али, останавливая свой взгляд на груди, отгибая в сторону планку тонкого трикотажного платья, глядя на грудь без бюстгальтера, на розовый сосок. — Ты позволишь?.. Немного неприличностей сегодня?
— Смотря каких.
— Я буду аккуратным, рыбка, — странная фраза.
Глава 7
Али согласилась с тем, что «обнародовать» свои отношения лучше в неформальной обстановке и празднование Нового года в большом тереме Вадима, наверное, лучшее время.
Сам Новый год Вадим отмечал с друзьями, в шумной, разношёрстной компании, куда обязательно входят Масик, Любася и Пуся, которая не довольна перспективой праздновать под пристальным взглядом матери. Но Новый год — семейный праздник, и она вынуждена из года в год соглашаться. Туда же входили Семён с супругой, некоторые приятели, о которых только мельком слышала Али, и друзья детства, некоторые из которых приезжали специально из других регионов.
Али немного озадачена тем количества еды, которое, по всей видимости, придётся готовить, но Вадька, смеясь, говорит: «Уж не собираешься ли ты оставить Зинаиду без работы?», именно некая Зинаида упаковывала в аккуратные контейнеры вареники, пельмени или хинкали, подписывая и укладывая в определённом порядке в морозильниках в двух домах Вадьки. Она же всегда готовила на праздники, привозя в таких же контейнерах незамысловатую, но сытную закуску — именно то, что нужно для шумной, непритязательной в еде под хорошую выпивку, компании.
Так что всё, что оставалось Али — это, если ей хочется, украсить дом, чем она и занималась целый день, украшая также пару ёлок во дворе, рядом с баней, которую также пришлось украсить. Вадька, смеясь, говорил, что наверняка мужики захотят из парной сигануть в реку, где так и не стал лёд, да и женщины, наверняка, не захотят отставать.
Вадим приехал домой за четыре часа до празднования, привозя с собой Антона с семьёй и Игоря — друзей детства Вадьки, которых почти не помнила Али, но они, по всей видимости, помнили её отлично, и, под улыбающиеся пересмешки, обнимали, трепали по голове, будто ей снова лет шесть, и говорили:
— Алёшка, где же ты потерялась? Смотри, какая красотка стала, была симпатичная, но сейчас… Эх, Вадька, всегда самые лакомые кусочки отхватывал.
— Ну, на хорошенький кусочек, — и Вадим целовал висок с рыжей прядью, — всегда найдётся уголочек, — подмигивая в глаза в обрамлении густых ресниц.
— Где-то я видела её, — тыкал в неё расписной ноготь Любаси, когда Вадим, как радушный хозяин, придерживал шубу Пуси, отсутствие снега — вовсе не причина отказываться от роскоши для неё, как и для её матери.
— Так это же та, рыженькая, — вдруг озаряет Масика.
— Та, та, ты глаза-то свои похотливые убери, Колек, — слышала над своей головой Али, — Лина, это Николай, Николай, это Лина.
— Лина? Ёбан… прошу прощения, и ты молчал? Лиииина? Целую ручки, — расшаркивался в шутливых любезностях, не переставая улыбаться, Николай.
— Тоже мне, тайна, — фыркнула Пуся, — у тебя такой видок был, когда я летом приехала.
