Аля
Максим освобождает меня от веса своего тела.
Я так и продолжаю, распластавшись, лежать на кровати.
Мне не хочется вставать. Да и сил нет.
Мое тело все еще подрагивает отголосками удовольствия, и я не могу поверить, что все это случилось со мной.
Теперь проблемы кажутся какими-то неважными. Я будто выплеснула все напряжение, которое во мне накопилось.
Расслабилась.
Спасительную баюкающую тишину нарушает входящий вызов на мобильный Максима.
– Слушаю, – он недоволен. Да и кому понравятся столь поздние звонки? Обычно они не сулят ничего хорошего. – Буду.
Его короткий односложный ответ говорит о том, что я права – полученная информация мужчину не порадовала, только разозлила.
– За дверью душ, – говорит он мне. – Там есть все необходимое. Помойся и ложись спать. Завтра можешь спокойно перемещаться по дому. Можешь погулять. Только без глупостей. Сбежать все равно не выйдет, а бесполезные попытки станут прямой дорогой в подвал.
Веки тяжелеют. Глаза закатываются. Сон начинает рубить не по-детски.
Я вообще плохо соображаю, что Максим там наговорил. Разве, это имеет значение?
Мужчина, кажется, копается в шкафу, а потом покидает комнату.
Я окончательно расслабляюсь, и проваливаюсь в царство Морфея, так и не поднявшись с кровати.
Просыпаюсь я так же одна. Видимо, так и проспала всю ночь.
Правда, теперь я почти по шею закутана в шелковистое, теплое и приятно пахнущее свежестью одеяло.
Поначалу даже кажется, что я дома. Хочется вскочить с кровати и возмутиться: «Ну, что за дурацкий сон мне приснился?!».
Только когда распахиваю глаза, понимаю, что никакого сна тут не было и в помине. Я заперта в чужом доме. Без прав. Без шансов.
Меня лапал руками мужчина, которого я ненавижу! Который обманом втерся ко мне в доверие, а потом нагло присвоил.
А вчера… Вчера я кончила от его пальцев, как какая-то шлюха. Я стонала в подушку, извивалась под ним и мечтала только о том, как бы кончить поскорее.
От его рук. От его ласк. Этого мерзавца. Красивого до жути. До одури сексуального, но слишком ненавистного мне.
Мне кажется, я до сих пор чувствую эти импульсы, которыми вчера взорвалось все тело.
Каждая клеточка пульсировала от оргазма. Каждая моя частичка благодарила этого мудака за удовольствие, за ту грязь, что он сотворил со мной.
А сейчас, вспоминая об этом, я вовсе не чувствую отвращения, хотя должна. Я ощущаю, как внизу снова тяжелеет от этих мыслей.
Похоть, поселившаяся во мне, требует продолжения. Просит утолить голод, который породил этот ненавистный мною мужчина.
Кошмар какой-то!
Только теперь я иду в душ.
Судя по тому, что я все еще здесь, папе не удалось добраться до меня.
Противный червяк сомнения гложет изнутри.
А вдруг он и не ищет?
Максим же сказал…
Так. Все! Прочь! Прочь все негативные мысли!
Моя жизнь наладится. Я уверена. Нужно только немного подождать.
Ванная комната оказывается такой же темной, как и спальня. Но здесь хорошо убираются.
На глянцевой плитке не видно ни одной пылинки, и ни одной высохшей капли. Будто здесь вообще никогда никто не пользуется водой.
Горячие струи не приносят особого облегчения.
Зато я смываю грязь с коленок и локтей, обнаруживая на них ссадины, затянувшиеся коркой.
Желудок напоминает мне о том, что я давно ничего не ела.
Его конкретно скучивает голодными спазмами.
Надо поискать кухню. Интересно, сколько вообще время?
Поднимаю с пола свою перепачканную одежду. На всякий случай, расправляю ее перед собой, будто за ночь грязь могла исчезнуть, а стрелки на тонких колготках затянуться сами собой.
Ну и видок у меня был! Я даже усмехаюсь, представив это.
Мне не остается ничего, кроме как натянуть любезно предоставленную мне футболку.
Дверь, действительно, оказывается открытой, и выпускает меня в коридор.
Я осторожно выглядываю, прежде, чем выйти. Все время кажется, что вот прямо сейчас перед носом возникнет здоровенный мордоворот, и затолкает меня обратно в комнату.
Но, к счастью, ничего такого не происходит. На этаже пусто. И всем на меня абсолютно плевать.
Вот уж не думала, что обрадуюсь такому!
На первом этаже приятно пахнет яичницей с беконом. Обожаю такую. Мама часто готовит ее утром. Добавляет моцареллу, иногда грибы или овощи по настроению.
Это и любимое блюдо папы.
Вздыхаю, вспомнив про него.
Пожалуйста, папуль, поторопись!
Пышная улыбчивая женщина в кухне доброжелательно приветствует меня.
Предлагает несколько блюд на выбор, и я, конечно же, выбираю яйца.
Это напоминает о доме. Вызывает хоть какие-то теплые чувства внутри меня.
Домработница, а я так поняла, что это именно она, оказывается невозможной болтушкой. А работа прямо-таки спорится в ее пухлых руках.
Интересно, она хоть знает, на кого работает?
Мне в голову приходит шальная мысль. Макс сказал не глупить, но разве можно упустить свой шанс?
– Скажите, а у вас есть мобильный? – спрашиваю у поварихи.
– Конечно, – улыбаясь отвечает она. – У кого же сейчас его нет?! – искреннее удивление говорит о том, что женщина вряд ли знает о том, что я пленница. Похоже, никаких указаний кроме как накормить меня, ей не давали.
– А… можно мне позвонить? – как-то не очень уверенно произношу я. Не могу пока поверить в то, что удача на моей стороне.
– Конечно, детка.
Женщина достает из кармана белого фартука мобильный. Старый кнопочный телефон. Я такой даже вживую никогда не видела.
Она вытирает его о халат:
– На всякий случай, – поясняет мне повариха.
Передо мной даже выбора не стоит кому звонить. Конечно же папе.
Его номер я наизусть знаю.
В свое время, он заставил меня запомнить эту комбинацию цифр практически насильно.
И вот теперь я ему очень за это благодарна. Отец, как чувствовал, что пригодится.
Гудки кажутся слишком громкими. Буквально каждый отдается в голове гулом.
Сердце ускоряется от волнения. Неужели, я сейчас услышу знакомую речь?
– Да! – папа рявкает в трубку, когда я уже почти отчаиваюсь услышать его голос.
Он сильно взбешен. Прочитать его настроение даже по короткому слову из двух букв очень просто.
– Пап… Пап, это я… – практически шепчу в трубку, боясь заплакать.
Но вместо выражения удивления, умиления или радости, он просто начинает орать на меня. Снова.
– Аля! Ты совсем рехнулась?
Мне кажется, состояние отца сейчас нисколько не отличается от того, в котором он находился после моего возвращения домой.
Пожалуй, оно даже хуже.
Я и через невидимую сеть, разделяющую нас, чувствую
