— Да, иногда.
— Какие игры у тебя есть?
Он снова ерзает на своем месте. — Просто обычное подростковое дерьмо. Call Of Duty, Battlefield, NBA и куча других. Впрочем, все старые версии.
— Мм, — мычу я, как будто знаю, о чем он говорит.
— Когда я был моложе, мне всегда хотелось играть в видеоигры. Я пытался играть в те, которые они установили, примерно две секунды, прежде чем меня посадили.
Джейкоб наклоняется вперед в своем кресле, казалось, не в силах усидеть на месте. — Ты сказала, что вела жизнь, похожую на тюремную?
Это первый реальный вопрос, который он задал о моей жизни, и он, действительно, вспомнил, что я это сказала. Это вызывает во мне странный ажиотаж, и я хочу поддерживать эту форму общения открытой, как можно дольше.
— Давай просто скажем, что это было не обычное для тебя воспитание со Стэнли и Жаклин Мердок в качестве родителей. — Я добавляю сюда эти имена, чтобы посмотреть, есть ли у него какие-либо признаки узнавания. Но ничего нет. Никаких признаков того, что он слышал о них. — Мне дали роль, которой я должна была следовать, и я постоянно находилась в центре внимания из-за моих родителей.
Моя прежняя жизнь стала все больше и больше казаться далеким воспоминанием, о котором никто никогда не потрудился бы вспомнить.
Он кивает. — И ты переехала сюда, чтобы быть подальше от этого внимания?
— Да. — Легкая, почти нервная улыбка появляется на моих губах. — Переехала.
— Что ж, это хорошо, — тихо говорит он.
Снаружи бушует буря. Можно слышать, как дождь барабанит по окнам, но в отличие от той первой ночи, когда я чувствовала умиротворение, наблюдая и слушая его со своей задней веранды, на этот раз я чувствую все, что угодно, только не спокойствие. И все это связано с человеком с глазами цвета океана, сидящим в кресле на другой стороне комнаты.
Еще один удар молнии ударяет рядом как раз в тот момент, когда я собираюсь сказать что-то еще, а затем все погружается во тьму. Здесь нас не окружает ничего, кроме темноты.
— Электричество отключилось, — неубедительно заявляю я, указывая на очевидное.
— Да.
Я достаю свой телефон, чтобы использовать его в качестве фонарика, но замечаю, что у меня осталось всего одиннадцать процентов заряда батареи.
— Черт. У меня почти закончился заряд. У тебя есть телефон? Или фонарик?
— Мой телефон на лодке. Никаких фонариков.
— Ладно. Все в порядке... Мы просто посидим здесь, в темноте, я думаю.
Когда я собиралась прийти сюда сегодня вечером, я совершенно не думала, что все закончится вот так: мы будем сидеть в его доме в темноте, в то время как снаружи бушует буря. И хотя я знаю, что это из-за шторма, я все еще чувствую, что тот факт, что я сейчас нахожусь в его доме, означает, что я добилась с ним некоторого прогресса.
Что-то похожее на хлопанье дверцы машины привлекает мое внимание даже сквозь гром, ветер и дождь, и я встаю.
— Что это было?
Сквозь вспышки молний во время грозы я вижу, как Джейкоб тоже встает.
— Я не уверен.
Когда он подходит к окну, я следую за ним, а затем мы оба выглядываем через занавеску на противоположных концах окна. Сначала я ничего не вижу снаружи, но затем еще несколько молний освещают местность, и я замечаю машину, припаркованную на улице. В конце этой дороги нет ничего другого, кроме дома Джейкоба, так что они, очевидно, здесь не для чего-то другого.
— Ты кого-то ждал?
Я вижу, как он смотрит на меня прямо перед тем, как ответить. — Нет.
— Хм, я никого не вижу в машине. Где они? — Ответ на мой вопрос дает следующая вспышка молнии, когда мы видим фигуру, одетую в черное, стоящую рядом с грузовиком Джейкоба. Это так жутко и неожиданно, что я немного подпрыгиваю, когда впервые вижу это. — Что они делают?
Я поворачиваюсь к Джейкобу, и хотя я не могу видеть его ясно, я вижу достаточно на его лице во вспышках света, чтобы понять, что он не выглядит счастливым, чем бы это ни было. Однако на его лице не гнев или негодование, а скорее смирение.
— Джейкоб? — Его глаза встречаются с моими, и они говорят мне, что он точно знает, что может делать этот человек, и это вовсе не «добрый самаритянин», который проверяет его во время шторма. — Что они делают?
Он снова обращает свое внимание на улицу и отвечает ровным, бесстрастным тоном. — Скорее всего, они порезали шины.
— Что? — Выдыхаю я.
— Или, может быть, на этот раз они разобьют окно.
— Ты серьезно? — Спрашиваю я, пока Джейкоб продолжает смотреть в окно. — Мы должны остановить их. — Он не двигается ни на дюйм, даже не отводит взгляда от окна. Я не могу позволить этому случиться. Это неправильно. Может быть, я смогу урезонить этого человека? Я не могу разглядеть, кто это там, но я, скорее всего, встречалась и разговаривала с этим человеком. — Я иду туда, чтобы остановить их.
Я начинаю уходить, но меня останавливает рука Джейкоба, обхватывающая мою руку. — Нет, Реми, ты не можешь этого сделать. Ты с ума сошла? — Я поворачиваюсь, чтобы снова посмотреть на него, и с каждой вспышкой света я вижу то, что кажется страданием на его лице. — Как ты думаешь, что произойдет, если они увидят тебя здесь, у меня дома, когда ты пойдешь к ним и заступишься за меня? Тебе будет хреново. Какую бы жизнь ты ни нашла здесь, в этом городе, она закончится.
Он прав. Я знаю, что это так.
И он уже говорил мне это на днях, но тогда я подумала, что он сказал это скорее для того, чтобы быть придурком и оттолкнуть меня, было ли это правдой или нет. Но сейчас я не думаю, что все вообще было так. Я думаю, он искренне заботится обо мне и не хочет, чтобы я испортила свою жизнь.
Борьба, которая была во мне, медленно покидает меня на следующем выдохе. И мгновение спустя, самым мягким тоном, он добавляет. — Я этого не стою.
Это сказано так тихо, что я не уверена, что вообще должна была это услышать, но я услышала, и это ударяет меня прямо в грудь, вызывая боль, которой, на самом деле, не должно быть из-за слов парня, с которым мне не следует даже общаться.
Внезапно он опускает руку и делает большой шаг назад, как будто до сих пор не осознавал, что все еще держит меня за руку. Я замечаю, как его взгляд устремляется на что-то позади меня, а затем он делает еще один незаметный шаг назад.
— Я не боюсь тебя, Джейкоб, — тихо говорю я.
— Почему, нет?
Он уже должен был знать, что я не такая, как остальные в городе. Разве он не видит, что я отличаюсь от человека снаружи, который делает черт знает что с его грузовиком?
Это правда, что у меня все еще есть противоречивые мысли о нем. Мой разум пытается постоянно напоминать мне о его плохих поступках, в то время как мое сердце ищет и видит его доброту. Есть также постоянное чувство вины, которое мучает меня, говоря мне, что я даже не должна была делать ничего из этого. Но, кажется, я не могу остановиться.
Джейкоб совсем не такой, каким я его себе представляла, и его поведение противоречит тому, чего можно было бы ожидать от такого человека, как он. Это придает мне больше решимости, чем когда-либо, не отказываться от него.
Глядя на Джейкоба, я вижу, как он смотрит в землю, проделывая эту штуку языком, тычет им в щеку.
— Я просто не такая. — Я пожимаю плечами, хотя он на меня не смотрит. — Я просто не думаю, что ты причинишь мне боль.
Еще одно выражение мелькает на его лице, как будто мои слова что-то значат для него, что-то важное, но через секунду оно исчезает, а затем он засовывает руки в карманы и возвращается к окну, заканчивая разговор.
После того, как шторм утихает, то есть вскоре после того, как человек, делающий что-то с его грузовиком, уезжает, я выхожу за ним на улицу, чтобы посмотреть, что с ним сделали. Воздух все еще насыщен влагой, а температура упала, отчего по моим ногам бегут мурашки.
Когда мы ступаем на подъездную дорожку к его дому, мой желудок сжимается, когда я вижу капающую красную краску вдоль борта его грузовика с надписью «НАСИЛЬНИК». Джейкоб спокойно смотрит на это, нас окружает мрачность, которой не было во время шторма.
