время, было невыносимо. И без того понятно, что просто так меня не выпустят из казино. Несколько охранников встали в паре метров от меня и были готовы пресечь любую попытку сбежать. Двенадцать победителей уже собрались за одним столиком, бухали и разыгрывали очерёдность. Не хочу упрощать им задачу — пусть подерутся за меня.
— Прошу проигравших разойтись по домам, — мой муж поднялся на сцену и взял микрофон в руки. — Сейчас! И сотрудников кухни тоже!
Мысленно поблагодарила его. По крайней мере, не будет лишних свидетелей моего позора. Даже представить страшно, каково это — пережить секс с двенадцатью. Но раз власти так решили, значит, я справлюсь. Главное не сломаться и попробовать найти плюсы, один из которых — единение с мужем. Наверное, впервые мы с ним на одной стороне…
Дождавшись, когда все «лишние» уйдут, я задрала подол платья и легла на стол. В подвале у меня уже был такой опыт. Подумаешь, в этот раз мужчин будет чуть больше. В конце концов, какая разница?
Я ошиблась — разница оказалась огромной. С каждым новым членом боль внутри меня нарастала. Казалось, внутри образовалась огромная мозоль, реагирующая на каждую фрикцию. Я не открывала глаз, сжала зубы, чтобы не начать стонать и после седьмого потеряла сознание. Погрузилась в липкую темноту, заслонившую собой всё — яркий свет, просачивающийся через опущенные веки, тихую музыку, доносящуюся будто бы издалека, хриплое дыхание нависающих надо мной мужчин и ощущение чужеродных органов внутри, сменяющих друг друга.
Я не помню, как меня привезли домой. Не знаю, кто раздевал, заботливо уложив в кровать и прикрыв одеялом. Вряд ли это был мой муж или пропавшая старушка. Скорее всего, водитель. Как теперь ему в глаза смотреть? А, впрочем, неважно.
Важно, что он положил таблетку аспирина и стакан воды на тумбочку, рядом с кроватью. Вряд ли они помогут сейчас, но это лучше, чем ничего. Вот только физическая боль — не самая большая проблема. Я даже думать о ней не хочу. Главное, чтобы Соколовский остался тем же заботливым мужем, что был ночью. Для него пережитое тоже травма и унижение. Мой первый выход в свет и первый большой позор. Что делают с такими жёнами? Уж точно медаль не дают…
— Проснулась? — Соколовский ногой открыл дверь спальни. — У тебя только на сегодня десять приглашений. А ещё даже десяти утра нет!
Он бросил на кровать стопку надушенных конвертов.
— Что это? — я потёрла опухшие после вчерашнего глаза.
— Твои новые подруги, вероятно. За последние два года ты первая стала… — он презрительно сморщился. — Не смотри на меня так. Сама решай, что будешь с ними делать.
Я начала по очереди вскрывать конверты и с каждым прочитанным письмом мои глаза расширялись всё больше. Приторные фразы, дешёвые комплименты и приглашения на чай, утренний кофе или вечерний моцион. Все эти девушки и женщины ещё вчера смотрели на меня свысока. Для них я — плебейка, случайно попавшая в Платиновый список. Что изменилось за одну ночь?
— Они жалеют меня, — отбросив последнее письмо на пол, спросила Соколовского.
Он всё это время стоял напротив кровати и наблюдал за моей реакцией.
— Нет. Им любопытно. Знаешь, мы живём в очень скучное время. Ни войн, ни революций, ни эпидемий… Каждый знает своё место. Особенно женщины. Ты для них — тёмная лошадка. Они считают, что ты специально спровоцировала вчерашний инцидент.
— Постой! Откуда они узнали? — почувствовала, как щёки наливаются кровью.
— Я же сказал — мы живём в скучное время. Кому-то рассказал муж, она позвонила подруге и…
— Всё, не продолжай. Не хочу никого из них видеть! — уткнулась лицом в подушку и расплакалась.
Почувствовала, как муж присел на край кровати и начал гладить меня по голове. Ему жаль меня. И, может быть, даже немного стыдно. Хотя, это вряд ли. Мужчинам запрещено хорошо относиться к своим жёнам, дабы не потворствовать их порокам, скрытым глубоко внутри. Вчера я совершила огромную ошибку, тем самым растоптав саму себя. Уж лучше бы я согласилась после свадьбы переспать с друзьями мужа. Возможно, тогда Соколовский был бы мне благодарен и даже полюбил бы меня так, как умеет. Но я всё испортила.
Вчерашний день сломал две жизни — мою и брошенной невесты. Вот только последней не придётся больше общаться с людьми, видевшими её позор. Она обретёт покой в монастыре, среди себе подобных. Не думаю, что там принято разносить сплетни.
— Прекращай рыдать, — Соколовскому быстро надоело изображать доброго папочку. — Иди на кухню и приготовь мне завтрак.
Семейная идиллия продлилась от силы пять минут. Мой муж снова стал самим собой и мне напомнил о моих обязанностях. Вот только после инцидента даже сползти с кровати целая проблема. От выпитой мной ранее таблетки никакого толку — внутри всё болит, и любое движение даётся с трудом.
— Мне нужен врач, — проскулила я, оставив попытки попасть ногами в тапочки, аккуратно поставленные кем-то у кровати.
— А мне нужен завтрак. Со своими женскими проблемами разбирайся сама.
— Валерий Александрович, разрешите? — в гостиную зону моих покоев вошёл толи охранник, толи водитель Соколовского.
— Ты что здесь забыл? Мужчинам появляться на женской половине запрещено.
— Простите. Забыл сообщить вам, что пару недель назад совершил химическую кастрацию. Я взял на себя смелость приготовить вам завтрак.
— Это не твоя обязанность, — Соколовский сменил тон. — Вчера была твоя смена?
— Так точно.
— Ты доставил мою жену домой?
— Я, Валерий Александрович.
— Заменил Егорку и меня не уведомил. Костик, ты совсем ку-ку? Хочешь вылететь с работы со свистом?
— Никак нет, Валерий Александрович.
Я с интересом наблюдала за их диалогом. Этот парень мелькал у меня перед глазами уже много раз, но я совсем не обращала на него внимания раньше. Но сегодня он забрал меня из казино, привёз домой, переодел, уложил в кровать, заботливо укрыв одеялом. Красивый, с военной выправкой и бездонными серо-голубыми глазами. Так приятно, что хоть кто-то относится к тебе по-доброму.
— Никак да. Раз ты решил стать подружкой моей супруге, так тому и быть. Принимай повышение. Сегодня отвезёшь её к врачу и, если хочешь, поможешь с уборкой. На ужин желаю стейк с кровью и запечённый бэби картофель. Всё!
Мужчины покинули мои покои, а я, несмотря на боль, непроизвольно улыбнулась. Кастрированная подружка — это даже круче старушки-надзирательницы. Костя… Он — бывший военный, безусловно. К тому же мужчина, пусть и лишённый возможности испытывать интерес к женщинам. А ещё он сочувствует мне. Смотрит с такой нежностью, что сразу возникает желание
