и я влюбляюсь в него еще больше. В Лондон, должна добавить, не в него. Определенно не в него. Ни капельки. Ни один атом моего любящего романтику, зависимого от музыки, вечно счастливого тела не жаждет броситься в его объятия и сказать:
выбери меня, идиот. Потому что это было бы совершенно бессмысленно, а я не дура. Он снова поворачивается, засовывая руки в карманы джинсов, чтобы я могла видеть его зад (который является исключительно красивым экземпляром — просто говорю, чисто объективно). Что ж, возможно, я немного дура.
Потому что дело в том, что не могу отделаться от мысли, что если бы я не отправилась в тот чертов лыжный отпуск, который, по общему признанию, был прекрасным, возможно, Алекс не ушел бы с красивой, без усилий очаровательной, чрезвычайно успешной Эммой в ночь перед моим возвращением. И вместо того, чтобы лежать с головой под двумя подушками, стиснув зубы и стараясь не прислушиваться к звукам, свидетельствующим о том, что они определенно не пара в соседней комнате, я могла бы быть там. Буквально.
А так я чувствую себя полной дурой. А Алекс и понятия не имеет. Он такой милый. Всякий раз, когда у него выдается свободное время, он берет меня с собой в путешествия по Лондону, показывая мне свои любимые места. И он так сильно любит этот город, что даже если бы я его еще не любила, он бы обратил меня в свою веру.
И он понятия не имеет, что я знаю о том, что между ним и Эммой что-то происходит. Самое странное, что в остальное время они совершенно корректны друг с другом дома, так что как будто ничего не происходит и все это лишь у меня в голове. Вот только я должна была бы быть совсем чокнутой, чтобы вообразить такое.
— Это называется друзья для траха, — сказала мне Джен по телефону ранее на этой неделе, как будто она объясняла что-то слишком простое ребенку лет четырех.
— Я знаю, что это такое, — сказала я. — Просто не думала, что это действительно так.
— Боже, Джесс, иногда ты такая наивная. Конечно, это так. Посмотри на меня и Марко.
— Марко из балета?
— Ага, — я могу представить, как она закатывает глаза.
— Я думала, вы двое просто друзья.
— С привилегиями, — сказала Джен с непристойным смешком. — Когда это устраивает меня. Или его.
— Но что, если это устраивает тебя, но не его? Откуда ты знаешь, когда он будет в нужном настроении? Что случилось бы, если бы он появился, а ты бы сказала: «Нет, спасибо, я в маске и смотрю повторы «Девочек Гилмор»?
— Джесс, сейчас ты точно иллюстрируешь, почему ты никогда не была и, вероятно, никогда не будешь тем человеком, у которого есть друг с какими-либо преимуществами.
— Я могла бы, — сказала я, чувствуя себя немного уязвленной. — Если бы захотела. Но я не хочу.
— Ну конечно, Джесс, — сказала Джен, смеясь, но без злости. — Ты настоящий романтик с «сердечками и цветочками». И это нормально.
После того, как мы закончили разговор, я посмотрела на себя в зеркало. Попыталась сексуально надуть губки и откинула волосы с лица, пытаясь представить, каково это — быть человеком вроде Эммы, который может просто заняться сексом с кем захочет, а потом встать на следующее утро и попросить передать кукурузные хлопья не испытывая ни малейшего чувства неловкости. Я скорчила гримасу при этой мысли и позволила своим волосам снова упасть на плечи. Знаешь что, сказала я себе, может быть, это и нормально, если я просто не такого типа человек.
— А вот и малоизвестное туристами место, — говорит Алекс голосом Дэвида Аттенборо (прим. британский телеведущий и натуралист), разворачивается на каблуках и идет задом наперед, лицом ко мне.
Сегодня воскресный день, и каким-то чудом он не работает. Прошла неделя, а я почти не видела Алекса, потому что он работал по ночам и спал днем. Он не только занят своими сменами, но и подрабатывает в качестве ассистента врача, чтобы подзаработать немного дополнительных денег. У него ввалившиеся от усталости глаза.
Как по команде, он широко зевает:
— Боже, прости.
— Тебе, наверное, лучше бы следовало поспать, — резонно замечаю я. — А не бродить по городу, показывая мне малоинтересные уголки Лондона.
— Да, но я не могу только работать весь день и спать всю ночь, — говорит он, а затем разражается смехом, осознавая свою ошибку.
— Можешь. Как и весь остальной нормальный мир. Только ты выбрал благородное призвание, где ты не совсем спишь и вместо этого работаешь неадекватное количество часов.
Он смеется, его яркие глаза мерцают тревожно сексуально, а я смотрю вниз на примятую в конце зимы траву и ковыряю ее носком ботинка. Я знаю это чувство.
Я искоса смотрю на Алекса, пока мы идем. Он проверяет свою электронную почту на телефоне и на самом деле ни на что не обращает внимания, поэтому ничего не замечает. Я пытаюсь оценить его и решить, такой ли он типа человек, или просто соглашается и наполовину надеется, что Эмма, возможно, захочет создать что-то более постоянное из их соглашения. Не могу сказать.
Думаю, я неплохо справляюсь с этим фактом, который на самом деле не могу выбросить из головы, но выбросила (если я и думаю о нем, то тихо, когда никто не видит), потому что он живет в соседней спальне, и у нас двенадцатимесячная чертова аренда. Не то чтобы я хотела переехать, даже если бы могла себе это позволить. Мне нравится там жить, и он мне нравится, и Бекки, и, как бы странно это ни звучало, учитывая их ночные привычки, Эмма мне тоже нравится. И Роб, хотя я вижу его не очень часто. Мы странная компания, но мы правда хорошо сплотились как соседи по дому. Я делаю глубокий вдох. Мне просто нужно сосредоточить все свои романтические мысли на будущей свадьбе Софи и Рича.
— Хочешь увидеть кое-что действительно интересное? — ни с того ни с сего говорит Алекс, когда мимо проносятся двое маленьких детей на самокатах, а их матери следуют вплотную за ними с крошечными младенцами в детских колясках. Мы уже некоторое время идем в мирном молчании.
— Действительно интересное? — я искоса смотрю на него. — Ты же не переоцениваешь это, не так ли?
Он качает головой и смеется:
— Ладно, хорошо. Это немного интересно.
— О, тогда вперед.
— Это здесь, ниже по улице. Немного прогуляемся.
— Я никуда не спешу.
— Итак, вот то, что я собирался тебе показать, — Алекс отходит в сторону и
