– Да ладно, – тяну деланно-недоверчиво. – Какие люди!
– Гы-гы, – гогочет Серый. – Скучал по мне?
– Как сучка, – хмыкаю. – Когда вернулся?
– Примерно… – Серега делает драматическую паузу, – пару часов назад. Освободишь вечерок для друга?
– Говори, куда подгребать, – сходу соглашаюсь.
Серый назначает встречу в знакомой рыгаловке. Понятия не имею, почему он, неплохо, в общем-то, зарабатывающий, так любит это место. Сам Серега утверждает, что дело в его душевности. Мне не понять, что душевного он находит в засаленной барной стойке, выцветших бархатных шторах и расстроенном пианино. Но я не могу не согласиться с тем, что это место имеет свой специфический шарм. Здесь ты как будто оказываешься в безвременье. Если бы не современная одежда на завсегдатаях, которых тут, когда ни загляни – тьма, можно запросто представить, что ты попал на сто-двести лет назад. И это ощущение только поддерживается напитками огромной выдержки, которые совсем не ожидаешь встретить в ассортименте подобного заведения.
Серегу узнаю сразу. Он ниже меня на полголовы, но шире в плечах. Скалит кажущиеся особенно белыми на загорелом лице зубы. Обнимаемся, от души ударяя ладонями по спинам друг друга.
– Херово выглядишь. Совсем тебя доконала жизнь офисной крысы.
– Ну, что поделать?
– Что-что? Я звал тебя с собой поступать. Так нет же.
О, я очень хотел, да! Это была моя тайная мечта. Но когда однажды я озвучил свои планы, мать так на меня глянула, что мне пришлось тут же с ними попрощаться. У меня не могло быть иного пути, кроме как продолжить дело отца. И это был оптимальный путь. Сейчас, когда юношеский запал спал, я это понимаю. Те мои устремления были красивой мечтой, и не более. Вряд ли мои романтические представления о жизни моряка хоть сколько-то совпадали с реальностью, где надо впахивать, порой до седьмого пота, то в зубодробильном холоде, то в изнуряющей жаре. Ну уж нет. Лучше я в офисе, оборудованном отличной системой климат-контроля.
Но истории из жизни Серого я все равно слушаю, как ребенок – сказки. Развесив уши и открыв рот. И иногда даже забываю опрокидывать в себя вискарь, щедро подливаемый другом.
– Да ты пей-пей! И рассказывай, как сам. А то все я…
На подпитии рассказ дается легко. Да и вообще Серый едва ли не единственный человек, с которым я могу поделиться тем, что на душе. Тут, наверное, мой нордический темперамент сказывается. Я интроверт и обычно предпочитаю держать дистанцию.
– Ну, знаешь ли… Тут я с твоей матерью даже согласен.
– Ты? С моей матерью? – хмыкаю. – Неожиданно.
– Почему?
– Потому что вы терпеть друг друга не можете.
С Серым мы уже на той стадии опьянения, когда я, отвечая, обнимаю его за плечи. Со стороны, должно быть, смешно. Еще немного, и начнется: а ты меня уважаешь?
Серега кивает. И широко, так что у него аж за ушами начинает трещать, зевает.
– Да. Но тут-то она права. Девка эта оттяпает у тебя половину и глазом не моргнет. А то и все…
– Ну, все – это как-то круто будет. Ты уж не нагнетай.
– А кто ей помешает? Она ж его дочь. Если подсуетится с документами… Ведь ты ему официально кто? Никто. Ну и вот ради чего ты свою жизнь молодую загубил, м-м-м?
– Загубил? Я?
– Пашешь в этом офисе, а мог бы со мной по всему миру разъезжать! Вот где жизнь, Мат. Бывает, выйдешь на палубу, а рядом голубой кит плывет. Прикинь? Или кашалот. А какая нам в сеть черепаха как-то раз попадала! Я рассказывал? Метра два в диаметре. Мы ее лебедкой потом назад… Мурашки… А закаты какие? А если шторм? И ты с этой стихией один на один… Так это голову прочищает… Ты же всего лишь маленькая песчинка. А мир – он… Ух! Видел бы ты Млечный путь где-нибудь у экватора.
– Я видел. На Мальдивах.
– Гламурный мальчик, – гогочет Серый.
– Да пошел ты, – беззлобно машу рукой я. И сам наливаю еще по одной. – Меня все устраивает, Серый. Вот правда. Тебе такая жизнь по душе, мне другая.
– Потому что ты не пробовал альтернативы. Тебе ж даже шанса не дали самому выбирать. А теперь приходит какая-то девица на все готовое, и даже то, что тебе впарили, оказывается под угрозой.
– Ну, она ж не виновата, что так случилось, – невольно встаю на защиту сестры. И пьяно на руку пялюсь, которой она касалась, чтобы меня… утешить? Я, наверное, поэтому к Динке не поехал. Не хотелось нырять в грязь после такого… чего? Хрен ведь сформулируешь. Особенно на пьяную голову. – Да и что я сделаю? Если отец захочет так поделить свой капитал – это его право.
– Можно ее того… – Серега ведет большим пальцем по горлу, а увидев мой охреневший взгляд, начинает ржать еще громче. – Да шучу я, Мат. Мы ж с тобой не отморозки какие-то.
– Кто тебя знает? – бурчу, опрокидывая в себя стакан.
– Тем более что есть еще одна рабочая схема. Знаешь как говорят? Если не можешь предотвратить безобразие, возглавь его.
– Каким образом?
– Женись на ней.
– Че?
– Женись. И останешься при своем. Она как вообще? – Серый чертит ладонями в воздухе очертания женской фигуры. А я зависаю, операционка буксует. Он же не серьезно? Жениться? Мне? – Заделаешь ей пару бебиков, чтоб у девки времени не осталось лезть в твои дела, и вуаля. Че смотришь?
– У нее заячья губа, – зачем-то говорю я.
– Не красавица, типа? Ну, так мордой в подушку трахай. Я как-то в портовых потемках Панамы подцепил одну и только в отеле разобрал, что она… как бы это сказать, чтоб никого не обидеть? Не очень? – сушит зубы Серый. – Думал, все. Кабзда. Но свет выключил, и ничего. Стояк как по команде вернулся. Некрасивые ж недотраханные обычно. Такое вытворяют, я тебе скажу. И еще зубрилы. Помнишь Ленку Самойлову из девятого «а»? Пожарище, а не девка. Я ее после выпускного драл, так она…
Пропускаю окончание фразы мимо ушей. Алкоголь притупляет реакции. Поэтому и смысл доходит не сразу, и Серегу не сразу я торможу.
– Ты, вообще-то, о моей сестре говоришь.
– Виноват, – идет на попятный тот. – Но я бы на твоем месте подумал над моим предложением.
Как уходим из кабака – не помню. Просыпаюсь от того, что во рту пересохло. Не сразу понимаю, где я. Даже пугаюсь немного, когда слышу в непосредственной от себя близости раскатистый мужской храп. А потом уж доходит.
После веселой ночки ночую я у Серого не впервой. Так что в его квартире ориентируюсь спокойно. Первым делом осушаю полбутылки миниралки и завариваю китайскую лапшу. И пока та настаивается, принимаю по-быстрому душ. Когда возвращаюсь, Серега сидит на табуретке, свесив на грудь бритую голову.
– Че, браток?
– Старею, кажется.
– Ага. Раньше как-то бодрее наутро было.
Да и вообще вчера было гораздо веселей. Хотя остаток вечера запомнился довольно смутно. Сейчас же даже на разговор нет сил. И Серый сидит, вон, смурной. Доедаю лапшу и сразу же вызываю такси, пообещав другу не пропадать с радаров.
На вызов приезжает провонявшаяся бензой раздолбанная тойота. И так тошнит, а тут еще это. До отцовского дома доезжаю едва живой. Решаю, что будет лучше не сопротивляться организму, толкаю дверь в ванную и резко торможу. Аня забыла закрыться со своей стороны. То ли не привыкла еще к такой необходимости, то ли хер его знает… А теперь вот неспешно поворачивается, толкает дверь душевой и, завидев меня, замирает с открытым ртом.
У нее красивая стоячая троечка, да, венчающаяся малюсенькими сосками на карикатурно больших ареолах. Я таких пропорций и форм никогда не видел. На первый взгляд, в этом есть даже что-то отталкивающее. И Аня как будто знает об этом. Знает, но не считает нужным скрывать. Смотрит на меня, вызывающе вскинув подбородок. Мол, ну давай уже, сваливай. А я какого-то хрена не могу отвести глаз от ее сисек.
– Дверь надо закрывать.
– Извини. Я не слышала, как ты вернулся.
Она, наконец, тянется к полотенцу. Оборачивает вокруг себя, завязывает узел на груди. Но, конечно, черта с два она так спокойна, какой хочет казаться.
– Мало ли… на будущее лучше все равно закрывай.
