Обмахиваю лицо ладошкой. Жарко.
— Не балуй мне тут, — грозит пальцем собачонке.
Сожри его подголовник! — посылаю желание Кузе. И хотелось бы злобное, но выходит парадоксально шуточное.
— Отвезите его в ветеринарку для начала, — советую.
— Разберемся.
Тимур явно ждет от меня каких — то других слов. Но я не умею читать мысли! И это я вообще — то жду от него благодарности!
— Любовь! — Тася тянет ко мне ручонки.
Беру ее на руки. Обвивает мою шею, как обезьянка. Еще и ножками талию обхватила. Крепко.
— Поедем к нам домой? — приглашает с детской непосредственностью.
Я бы с удовольствием! Хоть куда, лишь бы не туда, где живут Борис и его мать.
— Я не могу, хорошая моя. Мне очень жаль…
Представить не могу, что вот сейчас расстанусь с малышкой, от которой так замечательно пахнет детством, нежностью, любовью. Еще больнее от мысли, что возможно, мы больше не увидимся.
— Если тебя тот стлашный дядька будет лугать, — шепчет Тася на ухо, — ты моему папе позвони, он плиедет и уши ему наделет.
— Я не знаю его номер телефона, — сердце скачет как умалишенное от любви к этой маленькой заботливой девочке.
— Я знаю. Восемь, девятьсот тлинадцать… — диктует цифры.
Она и номер телефона наизусть знает! Ну, Таечка! И не сказала Чернову!
— Запомнила?
— Запомнила.
— Повтоли.
Старательно сохраняя серьезное лицо, послушно повторяю.
— Молодец, — с очень важным видом хвалит. В этот момент — копия папаши. Тот же взгляд с прищуром, тот же изгиб губ. — Плиходи в субботу в палк, я буду тебя ждать.
Еще увидимся! — ликует мое сердце.
— Приду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Девочка прижимается губами к моей щеке.
А-а-а! Сейчас разревусь!
— Не убегай больше, Таечка, ладно? — пытаюсь вкатить слезы обратно. И шепчу тоже, потому голоса снова нет: — А то у твоего папы будут большие неприятности.
— Не буду.
— Обещаешь? — копирую ее интонацию.
— Обещаю.
Усаживаю ее в детское кресло.
— Я буду тебя ждать!
— Я тоже!
Целую ее в макушку. Ангелок мой.
Выпрямившись, встречаюсь глазами с Тимуром. Все это время он стоял поодаль, ждал, когда мы с его дочкой наговоримся. Не уверена, что слышал наш разговор.
— Пристегните Таечку, пожалуйста, я не умею, — предательски подрагивает голос.
Пристегивает. Закрыв дверь, поворачивается. Что-то собирается сказать, кажется, снова обидное.
Поэтому прерываю его:
— Найдите Тасе хорошую няню. Пусть лучше следит за девочкой.
— Вакансия свободна. Займете?
Вот. Как я и думала — открыл рот, чтобы поиздеваться.
— Благодарю. У меня уже есть работа.
— Жаль. В таком случае…
— Люба! — окрикивает Миронов.
Обернувшись, киваю ему, что скоро. Он бесится, что я долго. Показательно тыкает пальцем на циферблат наручных часов.
— Любимый муж? — покрываются льдом голубые глаза Тимура.
После взгляда через мое плечо на Бориса, он переводит его на меня, скользит по моим пальцам, сжимающим сумочку. Обручальное кольцо я не ношу с того дня, хотя Миронов его принес мне на третий день. Оставил на прикроватной тумбочке, до сих пор оно там и лежит. Видеть его не могу.
— Муж.
Вот не надо на меня так смотреть! Осуждающе! Мне и без вас, Тимур Александрович, несладко. Чуть меньше двух месяцев еще терпеть.
— Не смею задерживать. Приятно было познакомиться, Любовь… Андреевна.
Произносит мое имя низким голосом. С хрипотцой.
И снова где — то на краю сознания мелькает ощущение дежавю.
— И мне, — спохватываюсь.
Как же не хочется расставаться с Таечкой. Даже ее ледяной отец приятнее Бориса, который меня ждет, упершись пятой точкой о капот машины. Испепеляет меня сердитым взглядом. Уверена, будет выговаривать, что задерживаю его.
— Позвоните мне, — Тимур протягивает визитку. — Мы не договорили.
Киваю.
— Идите. Вас МУЖ ждет.
Слово «муж» из его уст звучит как ругательство.
Невозможный человек!
Дочка у него хорошая, а сам он хам и грубиян.
Таечка машет мне ладошкой через стекло, а я ей. Ее отец, сжав губы, выруливает со стоянки на дорогу. Кидает напоследок на меня осуждающий взгляд.
А я стою истуканом, провожаю чужую машину. Душа рвется следом.
— Ну, мы едем, нет? — раздраженно кричит Борис.
Иду к его машине, на ходу убираю визитку Вершинина в сумочку.
— У тебя грязь, — делает мне замечание.
Естественно! Я спасала девочку и ее щенка.
Возле машины трачу еще пару минут, оттирая влажными салфетками лицо, глядя на себя в боковое затемненное стекло. Блузку не почистить, только стирать, а у меня встреча с поставщиком. Ладно, на работе есть палантин, скрою им пятна.
На улице шумно, но мне кажется, я слышу, как скрипят от раздражения зубы мужа. На самом деле я просто оттягиваю момент, когда останусь один на один в его машине. Легкий ветерок доносит до меня запах Бориного одеколона. Меня от него подташнивает. Может, намекнуть секретутке, чтобы другой парфюм ему купила?
Привожу лицо и волосы в порядок, наконец, занимаю пассажирское сиденье.
Молча отъезжаем от участка.
Глава 24
Миронов специально сворачивает в другую сторону, хотя, поехали бы мы за Вершининым, до Орбиты было бы ближе.
Движения мужа резкие — газ, тормоз, повороты. Машина едет рывками.
Воздух в салоне наэлектризован, как перед грозой. Хочется вжать голову в плечи, потому что вот — вот засверкают молнии и грянет гром.
Сейчас, после общения с маленькой девочкой, наступил откат. Моя броня — защита от мужа, пала. Я обнажена и уязвима.
Сердце сжимается от ужаса, что я могла поехать другой дорогой, позже или, наоборот, раньше, мы могли с ней не встретиться, что бы с ней было?
Я все правильно сделала — была с малышкой до последнего, успокаивала, защищала, просила мужа о помощи.
Это было необходимо! — успокаиваю себя.
«Только не убегай больше, Таечка» — посылаю ей мысленно просьбу.
«Какой стлашный» — вспоминаю слова девочки, и улыбка сама ползет от уха до уха. Пусть она говорила о Кузе, вышло как будто о моем муже.
Борис некрасивый, а когда гримасничает — будь то эмоции радости или гнева — и вовсе чудовищно страшен. Кузя по сравнению с ним хорошенький.
Отворачиваюсь, делая вид, что смотрю на улицу, прячу беззвучный смех, прикрываясь волосами.
Приоткрываю окно со своей стороны, дышу свежим воздухом.
Моя броня крепнет. Что бы не пожелал Борис — прорвемся. Главное, Таечка с отцом. В безопасности. И мы скоро снова встретимся.
Надо же, Тимур предложил мне работу няней. Не будь у меня салона, я бы, наверное, согласилась. И даже без оплаты. Просто очень мне Таечка по сердцу пришлась. Как родной мне ребенок. Уж потерпела бы ее отца как — нибудь. Может быть, он и не плохой человек и грубит не часто и не всем подряд. Возможно, просто из — за дочки переволновался, вот и нервный был.
А она… мамой меня назвала!
— Давно ты с ним знакома? — звучит в салоне.
— С кем? — поворачиваю голову к Борису.
— Ты прекрасно понимаешь о ком я.
— С Черновым?
— Не прикидывайся дурочкой, Люба! Тебе не идет! С Вершининым! — выплевывает фамилию как нечто неприятное.
— Месяц назад его дочь подарила мне шарик. Сегодня я увидела ее второй раз в жизни, — не вижу смысла скрывать правду.
— Я про ее отца вообще-то, — психует Борис.
— А ты думаешь, маленькая девочка в парке будет гулять одна? — тоже отвечаю эмоционально. А не надо на меня повышать голос и г…о свое выплескивать!
— По городу же она сегодня гуляла одна?
— Сегодня она убежала от няни. Шла к отцу на работу.
— Надо же, какая осведомленность, — язвительно. — Ну и как он — ее отец? Успела сравнить?
Фыркаю, не комментируя. Что и кому я пытаюсь объяснить и доказать?
— Тебе не все ли равно, Боря? Мы разводимся. С кем я знакомлюсь и общаюсь — мое личное дело. Спасибо, что помог. Говори свое желание.
