— Это не Бумеранг. Это что-то другое. Верно? — спросил Джек.
Она еще раз оглядела маленькое кладбище и уже искала, не на что опереться, а куда упасть. Она переминалась с ноги на ногу, ей очень хотелось, чтобы какой-нибудь звук разрушил невыносимую тишину. Издалека донесся вой полицейской сирены. Слишком далеко. Недостаточно громко.
— Говори, Талли, — Джек приготовился принять удар. — Я не буду тебе помогать в этом.
Она отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица. Или скорее чтобы самой не видеть его лица, этого неизменившегося, неменяющегося, прекрасного лица с такими же серыми, как у нее, глазами. Ей хотелось прикоснуться к его губам.
«Ты был прав, Джек Пендел, наш футбольный капитан, наш футбольный герой. Никого нельзя бросить безболезненно. Выходит, ты напрасно любил меня все эти годы? Выходит, ты любил меня, верил, что мне нужна только твоя любовь, что я так же, как ты, хочу уехать, и все это было напрасно? И я еще спрашивала тебя, не разобьешь ли ты мое сердце».
— Ох, Талли, — беспомощно произнес Джек.
Она сдерживалась, чтобы не заплакать, но все же не смогла побороть короткого отрывистого рыдания. Она открыла рот, но не могла выговорить ни слова, и совсем по- детски вытерла лоб тыльной стороной предплечья.
Джек перестал требовать, чтобы она смотрела ему в лицо.
— Скажи мне, — заговорил он охрипшим голосом. — Скажи мне.
— Джек, Джек… — прошептала она. — Прости меня.
— Скажи мне, Талли. Почему ты не едешь?
— Джек, я не могу переступить через всю мою жизнь, — с чувством сказала она. — Не могу. Не могу вдруг взять и погнаться за какой-то другой жизнью.
— Конечно, зачем тебе? Ведь радуги бывают и здесь.
Они говорили очень тихо.
— А как же Калифорния, Талли? — спросил Джек.
Талли вздрогнула.
— Я ведь проживу и без Калифорнии, правда?
— Да, конечно. Ты без чего угодно проживешь. — И добавил: — А как же я?
Талли сильно сжала ладони и поднесла их к губам.
— Я не могу оставить его, — выдавила она.
— Робина?
Она кивнула.
— Не можешь или не хочешь?
— Не хочу, — прошептала она.
Джек застонал.
— А я как же? Ты бросишь меня?
— Джек, я прожила с ним жизнь. Я родила от него ребенка…
— Ты и от меня родила ребенка, — перебил ее Джек. — Ты родила от меня Дженнифер.
— Я не могу его оставить, — повторила Талли.
Прошло несколько минут.
— Я не собираюсь отказываться от Дженнифер, — сказал он.
Талли еще сильнее сжала ладони.
— Джек, прошу тебя, не надо.
Он не сводил с нее глаз.
— Могу я попробовать уговорить тебя?
— Можешь, — сказала Талли устало, — но я бы этого не хотела.
— Могу я подать в суд, требуя родительские права?
— Если хочешь пропустить нас всех через мясорубку. Если хочешь отомстить мне.
— Думаешь, мне не отдадут ее?
Талли покачала головой.
— Не отдадут. И потом… ты сам знаешь, что Дженнифер должна остаться с мамой.
— Конечно, должна, — согласился Джек и схватил Талли за плечи. — Поедем, Талли.
Она попыталась высвободиться, но его руки держали ее очень крепко.
— Я не могу, Джек, — сказала Талли. — Просто не могу.
Джек отпустил ее.
— Не могу поверить, что ты это говоришь. «Не могу его оставить», — мрачно сказал Джек. — Ты же всегда хотела уйти от него.
Талли снова покачала головой.
— Я только обманывала и мучила себя.
— И заодно ты обманывала и мучила нас — меня и Робина.
— И себя.
— А теперь ты решила, что всегда хотела быть с ним.
— Прости меня, Джек, — молила Талли. — Прости меня. Пожалуйста. Я обещаю тебе, он обещает тебе: ты сможешь видеть Дженни в любое время…
— Чудно, Талли, — Джек перебил ее, — чудно. Я буду надевать свой лучший костюм и приходить на воскресный обед.
— Прости меня, пожалуйста, — сказала она. — Ты знаешь, как я устала от… всего.
— Да, — сказал Джек. — Но я не знал, что это «все» — и есть я.
Она опустилась на колени. Он тоже встал перед ней на колени.
— А если я останусь здесь? — спросил он с отчаянием в голосе.
Талли в изнеможении покачала головой.
— Я останусь здесь, — не сдавался Джек. — Мы снимем дом, подальше от Техас-стрит. Тебе не придется уходить с работы. Робин может навещать сына. Я останусь здесь, Талли.
Талли покачала головой..
— Джек, не надо, прошу тебя.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я оставался здесь?
Она не ответила.
Он поднялся с колен и посмотрел на нее сверху вниз.
— Ох, Талли, — сказал он. — Какой я дурак! Теперь-то я понял. Ты порвала со мной, верно? Уже давно, а я просто не знал об этом, так?
Талли вытирала слезы.
Джек отнял ее руки от лица и взял ее за подбородок.
— Посмотри на себя. Ты сплошное недоразумение, — своими ладонями он вытер ее слезы. — Ладно, Талли. Я не очень-то хочу здесь оставаться, сама знаешь. Пожалуйста, позволь мне попробовать уговорить тебя уехать со мной.
— Не надо, Джек… Прошу тебя, не надо.
— Ты именно этого хочешь? Именно этого? Ты поклянешься мне? Ты поклянешься себе? Это твоя судьба?
Талли едва заметно кивнула.
— Я тебе не верю, Талли Мейкер. Талли Де Марко. Я жил там, я видел то, что ты никогда не видела, я слышал то, что ты никогда не слышала: шум океанского прибоя, который наполняет мою голову шумом, а душу — покоем. Я не верю тебе, но пусть будет так. — Он грустно улыбнулся. — Я думал, ты поедешь со мной, я так хотел этого… Я так хотел, чтобы исполнились наши мечты…
Талли стояла на коленях с молитвенно сложенными руками. Она подняла на него глаза.
— Джек, как ты не понимаешь, что из всех нас ты один осуществил свою мечту. Подумай об этом. Только твоя мечта исполнилась.
— Правда? — горько бросил он. — Тогда почему мне так хреново?
Талли прижалась губами к его ноге.
— Все будет хорошо, Джек Пендел. Все будет хорошо.
Он сделал шаг назад.
— Для тебя, конечно. Ты удивительное существо. Ты все время жила словно на краю бездны, и мы все боялись даже дышать на тебя, чтобы ты в эту бездну не упала. Но теперь я понимаю, что ты не только не падаешь ни в какую бездну, ты стоишь незыблемо, как гранитный утес, а мы все отскакиваем от тебя, как пинг-понговые шарики.
— Это неправда, — возразила она. — Я устояла только благодаря тебе. Когда родилась Дженни, ты спас мне жизнь.
Джек раздраженно махнул рукой.
— Ты забываешь, дорогая Талли, что не окажись ты у меня, тебя спасать не пришлось бы.
