Но кое-что в их романе продолжало смутно раздражать ее. Она старалась не думать о подобных вещах: это же все ненадолго, это же все не навсегда, это временно, это чтобы Сашу забыть… нужен же кто-то личный для души и тела. Кто-то собственный. Впрочем, Рома не был ее собственностью, ведь существовала же Катерина.
* * *
К приходу Романа Катя приготовила роскошный ужин. Паровые котлеты с тушеными овощами и сливочный десерт (общее время готовки двух блюд — четыре с половиной часа) должны были свидетельствовать о ее особой любви к мужу. Она даже купила, впервые за два с лишним года, молотый кофе и разыскала на дальней полке запылившуюся и потускневшую от длительного неиспользования турку — дабы сварить настоящий кофе. Однако, появившись дома в половине первого ночи, Ромка от еды отказался.
— Жара такая на улице. Не хочется есть, — мотивировал он свой отказ. Катя готова была разрыдаться.
— Ну котлеты же, — сказала она, демонстрируя мужу содержимое утятницы. — И десерт. Я так старалась.
Однако даже сногсшибательный аромат, исходящий от съестного, не пробудил в Ромке никаких признаков аппетита.
Катя послонялась из угла в угол, глотая слезы пополам с обидой. Муж уселся за компьютер, и весь его внешний вид говорил о том, что он полностью отключился от мира и готов провести за мерцающим экраном всю ночь. Тогда Катя осторожно подкралась к нему сзади.
— Рома, я хотела серьезно поговорить с тобой, — сообщила она.
Муж не соизволил даже обернуться.
— О чем? — спросил он холодно.
— Ты не догадываешься?
— Послушай, я устал, — он резко встал из-за компьютера и произнес фразу, начисто противоположную его предыдущим действиям:
— Я хочу спать.
— С кем? — спросила Катя, содрогнувшись от собственных слов.
— Что? — удивился Ромка.
— С кем ты хочешь спать? — повторила она. — И с кем ты спишь?
— Слушай, о чем ты? — дернулся Ромка.
— Ты прекрасно знаешь, о чем, — Катин голос сорвался на крик. — прекрати обманывать меня! Я все прекрасно понимаю, не надо делать из меня дурочку!
— Даже не пытаюсь, — сказала Ромка.
— Ты можешь, прямо, честно глядя мне в глаза, сказать, что ты мне не изменяешь?
Ромка счел нужным промолчать.
— Я все вижу, — продолжала Катя. — Ты стал другим. Я для тебя больше не существую.
— В этом ты права, — неуверенно произнес Ромка.
Все то, что Катя хотела сказать мужу, плескалось в ней, переливаясь через край, и она уже не могла сдерживаться.
— Ты смотришь вроде бы на меня, но на самом деле мимо меня, — говорила она, задыхаясь. — Ты о чем-то говоришь со мной, ты спишь рядом, ты оставляешь деньги на продукты — но тебя нет со мной. Рома, где ты?
— Я здесь, — сказал он все с той же неуверенной интонацией.
— Нет! — Катя театрально протянула руки к мужу, ей начинало казаться, что она играет какую-то дурную пьесу. — Тебя нет. Ты вспомни, когда мы с тобой в последний раз… были вместе?
— Ну…
— А вот я помню: это было две недели назад. Ночью. Ты был чуть нетрезв. И что самое ужасное — ты назвал меня другим именем.
Ромка покраснел:
— Серьезно? Каким же?
— А что, могут быть варианты? — с издевкой спросила Катя. — Есть несколько женщин, чьими именами ты бы мог меня назвать в постели?
— Нет, — сказал он. — Это твой психолог, верно ведь?
— О чем ты? — спросил Ромка осторожно.
Катя понимала, что своими словами она не оставляет мужу ни малейшей возможности соврать, солгать ей же во благо…
— Ты сказал «Анечка» или еще что-то в этом роде. Некое уменьшительно-ласкательное имя, начинающееся с «Ан».
— Извини, — Ромка развел руками.
— Что «извини»? — опешила Катя.
— Извини. Это случайно.
— Ты спишь с ней, — Катя чувствовала, что проваливается в омут и спасения ложью уже не будет. «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю».
— Да, я сплю с ней, — сказал Ромка просто. — Тебе стало легче? Что-то изменилось от того, что я это сказал?
Катя стояла молча, пытаясь изобразить болевой шок — высочайшую степень изумления, разочарования, презрения и ужаса одновременно. Ромка внимательно изучал ее лицо.
— Я давно знала это, — Катя удивилась, как обыденно звучит ее голос. Как будто они обсуждали кино какое-нибудь или затраты на продукты. — Самое страшное не это. Самое страшное, что тебя уже нет рядом. Я могла бы смириться с твоей изменой, если бы чувствовала, что ты мой. Хоть на сколько-то.
— Да я же живу с тобой! — воскликнул Ромка.
— Твое тело здесь, но мысленно ты с ней. У тебя в глазах — ее отражение.
— И какая же она?
— Она — злая, — сказала Катя убежденно.
— Что? — спросил Ромка с какой-то даже угрозой.
— Она — Снежная Королева, — пояснила Катя, воссоздавая перед глазами великолепно-ледяное лицо. — Она — тот холод, который пробрался в твое сердце.
— Красиво, — усмехнулся муж. — Но ты не права. Ты же не знаешь ее. Это очень милое, чувствительное существо, которое плачет над мелодрамами и читает Набокова.
Катя не знала, кто такой Набоков. И не хотела знать.
— Мне плевать, кого она читает! — закричала она. — Я хочу быть с тобой!
— Так будь, — сказал Ромка.
— Ты не видишь меня! — по Катиным щекам катились слезы. — Сейчас я все делаю для тебя! Я живу для тебя! Ты даже не замечаешь, как я меняюсь! Я учусь в этом чертовом вузе ради тебя! Ты сказал, что тебе не нравится моя губная помада — я купила другую! На сэкономленные деньги, между прочим! Я вот уже две недели каждый вечер готовлю для тебя!
— Спасибо, я это оценил, — сказал Ромка. — Очень вкусно.
— Рома, посмотри на меня! — в отчаянии кричала Катя. — Обрати на меня внимание! Это же я!
— Я вижу.
— Я знаю, что во многом была не права! Но я хочу измениться! Я уже меняюсь! Ты не видишь этого!
В глазах мужа появилось какое-то подобие сострадания.
— Катя, — сказал он виноватым тоном, — помимо того, о чем мы сейчас говорили, у меня есть работа. И на самом деле, вопреки тому, о чем ты думаешь, работа занимает основные мои мысли.
Заливаясь слезами, Катя обхватила плечи мужа. Ее буквально трясло от рыданий.
— Я знаю, — всхлипывала она. — Работа. Аня. Друзья. У тебя есть столько всего, а у меня — только ты. И я даже не знаю, как просить тебя. Рома, может быть, в твоем сердце найдется хотя бы маленький уголок для меня? Мне многого не надо. Маленькое-маленькое местечко для твоей жены?
* * *
Теперь Катя в буквальном смысле слова затаскивала мужа в постель. Иногда преодолевая его сопротивление — не слишком сильное, впрочем. Она догадывалась, на что намекал Ромка в своих упреках к ней — на ее холодность в постели. Она догадывалась об этом и раньше, но теперь… Эта Аня-Анжелика… Глядя на ее фотографии, Катя очень точно представляла себе, чем именно та покорила Ромку. Кате нужно было стать такой же — роковой соблазнительницей. И она начала делать первые успехи. Нет, в ней не проснулся интерес к сексу. Катя никогда не получала удовольствия от физической любви. Ей нравились поцелуи, прикосновения — просто потому, что в этот момент она ощущала, как ЕЕ ЛЮБЯТ — но не более того. И искусственно приобретенная фраза «я хочу тебя» давалась Кате с небывалым трудом. Она повторяла ее перед зеркалом, победив стыд перед самой собой, но всякий раз, произнося эти идиотские три слова для мужа, вся сжималась внутри, повторяя про себя: «Вот черт! Вот черт!», и кривила рот, брезгуя сказанным, если в этот момент, обнимая, Роман не видел ее лица. Катя начала смотреть тайком порнокассеты мужа, желая вызвать у себя некое подобие физического влечения. Она пыталась делать это и раньше, но после первых же десяти минут просмотра врожденная стыдливость побеждала. Теперь же Катя заставила себя смотреть подпольные шедевры из небогатой Ромкиной коллекции и — странное дело — вдруг поняла, что нечто вроде описываемого в любовных романах возбуждения, непонятно-неконтролируемая тяжесть внизу живота начинает посещать ее. Ей было противно и приятно смотреть — но щекочущая новизна никогда не появлялась во время непосредственных контактов с мужем. Катя вызывала у себя перед глазами зрительные образы с порнокассет — бесполезно. Она зажималась, испуг и отвращение сковывали все ее члены. Нет уж, проще было по привычке — просто глядя в потолок, бездумно отдаваться Ромке. Однако теперь Катя освоила новую науку — она стонала, извивалась и кричала, как героини порнофильмов, стискивала мужа в объятиях и царапала ему спину. Ромка был немало удивлен — ведь его женушка впервые начала демонстрировать подобное.
