Он остановился как вкопанный. Взглянул на темное небо, затем его глаза снова заблестели и он завертел ее, так что у нее закружилась голова под мокрым зонтиком.
— Что ты делаешь, Стюарт?
— Хочу убедиться, что со мной женщина, а не карусель — ты как-то странно мыслишь, Оливия Котсволд! — Он бросил зонтик наземь и надолго заключил ее в объятия среди туманных кустов с еще не распустившими почками. — Ты меня осчастливила — обещай, что не передумаешь!
— Обещаю! — Она поцеловала его в сладкоречивые губы и подобрала зонтик.
У Стюарта в характере были сентиментальные черты, которых она не распознала с первой встречи, да и со второй тоже. Возможно, к этому имели отношение его американский отец и канадская мать, оба с кельтскими предками. Его облик не был твердокаменным, как положено Хозяину. Вероятно, такой облик имели Маккензи-старший и покойный брат. В общем, младший из этого трио был совсем не плох.
Оливия давно подозревала, что романтические романистки кое-что перевирают. Высокие, красивые и богатые герои, несомненно, в большом дефиците, тут романистки правы. Но они отнюдь не всегда шовинистические свиньи, подлые волокиты и бездельники. Иногда они просто честные, искренние и трудолюбивые парни!
— Так ты выйдешь за меня? — снова спросил Стюарт, крепко обнимая ее за плечи, когда они остановились перед входом в клуб.
— О да… — отвечала она как во сне.
— Когда?
— Когда захочешь… В июле.
— Почему в июле, а не сейчас же?
— Сейчас я слишком занята. «Лэмпхауз» должен встать на ноги, прежде чем уйдет его новый директор. Но помни, никаких штучек. Я не вынесу суматоху и бессмысленность дорогого бракосочетания!
— Как захочешь, Оливия!
Одно было ясно: она, Оливия Пенелопа Котсволд, осчастливила свою мать, когда решила узаконить бурные и скоротечные отношения со Стюартом Лайоном Маккензи, выйдя за него замуж на открытом воздухе среди пышной растительности Антибских островов.
— Я, Оливия Пенелопа, беру тебя, Стюарта Лайона, в законные мужья и обязуюсь, невзирая ни на что, любить, уважать, утешать и быть тебе верной женой, пока смерть не разлучит нас…
Вот это обязательство на всю жизнь! И надо дать в этом обет перед Богом и всей собравшейся компанией!
Бракосочетание, как она и хотела, состоялось в июле. Бэрди и Данкерс доставили на частном самолете, как пару редких медвежат-панд из Лондонского зоопарка.
— Мне еще никогда в жизни не было так тесно, Оливия! — пожаловалась Бэрди, выбираясь из маленькой «Сессны» в Каннах, куда Оливия приехала встретить их на новом отцовском «ситроене». Она одновременно пыталась разгладить помятые перышки Бэрди и отыскать куда-то запропастившийся в последнюю минуту паспорт Данкерса.
Винни Легран прибыла из Торонто, чтобы сыграть роль подружки невесты — странно, что это ее заинтересовало, подумала Оливия.
Леди Котсволд в присущей ей немного шутовской, но терпимой манере — прости ее, Господь, подумала Оливия — затеяла долгое объяснение на тему «почему голубое, Оливия? Девственницы всегда выходят в белом».
— Не тот случай, ма.
— Ты хочешь сказать, что вы со Стюартом тоже жили в грехе, да?
Мэгги выглядела потрясенной, а «тоже» относилось к Винни.
— При всем уважении к тебе, ма, Стюарт и мои постельные дела никого не касаются. Я уже совершеннолетняя. Однако черные сатиновые простыни и общая электрическая зубная щетка — это не моя декорация. Возможно, для вас с отцом будет сюрпризом, что Стюарт тоже достаточно старомодный джентльмен и уважает мое мнение насчет добрачных связей. Просто голубое мне больше идет. И — пожалуйста! — никаких маленьких «подружек» или долгих речей.
Офранцузившаяся на своей вилле недалеко от Лазурного берега, Мэгги обиженно надула губы.
— Вот уж действительно странная свадьба! Невесту всегда сопровождают маленькие девочки!
— Не в этот раз. Они еще, не дай Бог, свалятся за борт, а я не могу только и глядеть, что делается вокруг яхты, да и Винни тоже. Это дело — для взрослых, с минимумом шума и суеты, запомни, ма! Мы со Стюартом так хотим.
— Надеюсь, вы со Стюартом собираетесь хотя бы обменяться обручальными кольцами в знак взаимной верности, дорогая? — только и спросила леди Котсволд.
Винни, обуреваемая собственными страстями, была одета в черное и белое — белая пуританская шаль обернута вокруг черных бархатных плеч. Выглядело это, как обычно, похоже на картины прерафаэлитов.
«Дружок» Стюарта был его лучшим другом в фирме, юристом компании, звали его Эштон Доур Кливер. Оливия впервые увидела его в беседке под бугенвиллеями у Антибского «Отеля-де-Виль», где они со Стюартом обменялись брачными обетами и кольцами. Эштон Доур Кливер был почти так же красив, как сам новобрачный. Оливия заметила, что Винни мысленно раздела бойкого американского юриста и при первой возможности вручила ему свой букет.
— Ты выглядишь восхитительно, — прошептал ей на ухо Стюарт в беседке.
— Ты тоже, — ответила она, вскинув голову и сосредоточившись только на нем, не замечая ни «подружку», ни «дружка».
Приглашенные поднялись на борт «Пенелопы», яхты Котсволдов. Свадебный пир проходил в столовой, обшитой красным деревом с богатой медной «арматурой»; за огромным овальным столом уместились все пятьдесят гостей. В прежние времена сэр Гарольд часто принимал на яхте большие компании и сейчас, после отставки, старался поддерживать былой порядок.
Ее отец в своем спиче счастливо избежал рассказа о том, как семилетняя Оливия Пенелопа Котсволд оскандалилась в первый же день пребывания в интернате, намочив панталончики. Вместо этого он смертельно утомил всех древней историей «Лэмпхауза».
— Сегодня знаменательный день. Можно сказать, что сочетаются браком два издательства — одно очень старое, другое очень молодое. Я надеюсь, что Оливия и Стюарт будут гордиться своим наследством и развивать его. «Лэмпхауз» был основан моим предком, Сэмуэлем Котсволдом, который заложил семейные драгоценности, чтобы начать свой новый бизнес, и подобно этому я «заложил» свою семейную драгоценность, мою дочь, корпорации «Маккензи, Нью-Йорк, Торонто», нашим будущим банкирам…
Аналогия вызвала у слушателей смешки, и Оливия смутилась. Впервые он впадал в сентиментальность относительно нее, и ей оставалось только заключить, что отец очень рад передать ее с рук на руки Стюарту Лайону Маккензи.
— Год 1854-й — задолго до эпохи Маккензи. Фамильные ценности Котсволдов теперь заперты под сводами Лондонского банка. Я искренне надеюсь, что такая судьба не постигнет мою дочь от рук наших шотландских собратьев, которых англичане отправили к чужим берегам задолго до 1854 года!
