— Нет, нет… — Энрике замотал головой. — Мы раньше встречались с Норой, но теперь между нами все кончено.
— Да, да, да! — Я сделала вид, что снимаю с ушей лапшу.
— Это правда.
— Ты уж прости, что я тебе не верю.
— А у тебя есть парень? — спросил он, и я лишилась дара речи.
Я была поймана. Как шустрая маленькая ящерка — за хвост.
— Нет! — уверенно соврала я.
Энрике закивал головой, и я поняла, что он мне верит.
И вдруг, не поверите, мне стало так гадко оттого, что я соврала. Я только что была готова вылить на него тонну грязи, а сейчас мне захотелось спрятать голову в песок, чтобы Энрике не увидел мои бегающие глазки.
Аня вскочила на ноги. Несколько секунд она просто смотрела на Энрике. Она почувствовала, что у нее выступают слезы, и обняла его.
«Господи, сделай так, чтобы это не кончалось!» — подумала она и прижалась к нему всем телом. Он тоже обнял ее, но его руки лежали на спине девушки, как плети.
Плечи Ани задрожали. Энрике понял, что она плачет, и его руки вновь стали нежными и теплыми, он ласково погладил ее по спине.
— Прости меня… — начал он, но она прикрыла его губы рукой.
— Ничего не говори, прошу тебя, не сейчас… никогда, не говори ничего… Я верю тебе. Ты — мой милый карибский пират! — Ее пальцы утонули в его черных как смоль волосах. — У меня нет никаких сокровищ… Что же я могу предложить тебе?
— Себя, — он поцеловал ее в мокрое от слез лицо, — этого мне достаточно…
Два часа спустя Аня наблюдала за тем, как Энрике смотрит футбол по кабельному каналу, опустошая вазочку с засахаренной папайей.
Она смотрела украдкой и любовалась каждым его движением: как он берет кусочек, медленно подносит ко рту и кладет его в рот, иногда не сразу, потому что слишком увлечен игрой, как он жует — движения его челюстей казались ей прекрасными, она никогда не задумывалась над тем, что можно так красиво есть, — как он облизывает пальцы, как тянется за новым кусочком… Ей казалось, что она может смотреть на это бесконечно.
Его обнаженное тело на белых простынях в вечерних сумерках, казалось, было сделано из молочного шоколада. Оно и правда было красивым.
«Интересно, — думала она, — как изменят его годы? Будет ли он толстым или лысым? Станет ли сутулиться? Появятся ли у него привычка огрызаться на женское занудство?.. Нет, он всегда будет таким!»
Внезапно ей пришла в голову идея.
Аня протянула руку и достала из папки листок бумаги и карандаши. Она была рада, что Энрике не заметил этого, иначе его поза перестала бы быть такой естественной.
На листе появились профиль, волосы и плечи, напряженные локти, зарытые в простыню, выступающие лопатки, сильные, как крылья, сложенные за спиной, изгиб поясницы, бедра как у греческой статуи, ноги…
Он не замечал, что Аня рисует его, а она вытачивала штрихами его тело на листе.
«Хочу запомнить его таким», — думала она.
В матче наступил перерыв, и Энрике отвлекся от телевизора. Он смутился и рефлекторно поменял позу, однако рисунок был уже готов…
— Подкараулила меня?
— Я не могла удержаться — ты был очень красив, — сказала я.
— Да уж, я такой! — Энрике хлопнул себя по ягодице.
Я засмеялась: мужское кокетство всегда забавно.
— Паоло тобой просто очарован, — сказал он. — Он обещал поговорить насчет тебя со своим другом — хозяином галереи искусств Девониш.[6]
— Со своим другом или со своим…
— Эй, Анита, не будь ханжой! Было бы здорово, чтобы твои работы там выставлялись.
У меня по спине пробежал холодок.
— Конечно, это здорово. А как я их буду сюда присылать?
— Зачем присылать? — удивился Энрике.
И тут у меня не холодок пробежал, а целая снежная лавина сошла.
— Ты хочешь, чтобы я…
— А ты нет?
— Я — да, но…
— Что но? — Энрике сверлил меня взглядом.
— Ведь ты…
— Я люблю тебя.
Я остолбенела. Его глаза в полутьме были похожи на огромные черные вишни.
— Я люблю тебя, — повторил Энрике.
— Но как же…
— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты сейчас же мне ответила, что чувствуешь ко мне.
Жар бросился мне в лицо, а в горле стоял ком. Я хотела сказать ему то, что он хотел услышать, но испугалась, что скажу — и все это кончится. Я всегда боялась признаваться мужчине в любви, хотя по жизни я настоящая влюбчивая ворона. За свою недолгую жизнь я влюблялась раз сто и девясто восемь из них не взаимно, но это вовсе не мешало мне вновь и вновь западать на симпатичных представителей противоположного пола.
Как и у всякой женщины, у меня есть определенный тип мужчин, мимо которых мое легкомысленное сердечко пропорхать просто не в состоянии. А именно: мимо высоких смуглых брюнетов с красивыми (обязательно), в меру волосатыми ногами.
Именно такой мужчина в данный момент крепко, до боли сжал мое сердце вопросом, на который мне хотелось прокричать: «Да, я люблю тебя! Люблю как чокнутая, как первый и последний раз в жизни, и мне плевать, что будет дальше!» Но я этого не сделала. Трусиха!
Энрике положил мою голову себе на грудь, и мы так и лежали нагими в темноте под бормотание кабельного канала, пока не уснули.
— Анита, — послышался в темноте голос Энрике.
— Что?
Я открыла глаза, но продолжала спать. Сон и явь смешались, и я решила спать дальше. Мне даже показалось, что я услышала собственный храп.
— Анита, — опять позвал его голос.
Энрике стоял, склонившись надо мной.
Одетый.
— Вставай.
— Зачем? — Я взглянула на часы. — Ты с ума сошел? Сейчас четыре часа ночи!
— Мы идем купаться.
— Ни за что!
Я укрылась с головой одеялом.
— Пойдем, тебе понравится, — уговаривал он. Господи, разве можно ему отказать?
— Ну, хорошо, — сдалась я, понимая, что сейчас мужчина в спальне мне не просто мешает, а лишает моего любимого занятия — сна. Но даже спросонья я понимала, что готова ЭТОМУ мужчине прощать многое.
— Только купальник возьму, — пробурчала я.
— Не надо купальника.
— Как не надо? — удивилась я. — Меня выгонят с позором!
— Ты забыла, что я — друг хозяина отеля?
Это был решающий аргумент, и мы отправились к бассейну.
Если кто не знает, то скажу: нет ничего прекраснее карибской ночи. Это просто сказка! Здесь и ночью природа не спит, она живет, поют птицы, которых вы днем не услышите, а цветы пахнут намного сильнее.
