Мои брови поползли вверх.
— Килька? — попыталась угадать я.
— Точно, килька! — обрадовался как ребенок Паоло. — Джордж привозил нам пару баночек, очень вкусно! Это блюдо еще продается в Москве?
— Да.
— Фантастика! — Он хлопнул в ладоши, а я переглянулась с Энрике. — Скажите, Анна, а нельзя ли как-то заказать эту кильку из России?
— Заказать? — переспросила я.
— Да, заказать. Вы не поверите, но я уже двадцать лет мечтаю попробовать ее опять.
— Думаю, я смогу для вас это устроить. Напишите, сколько вам нужно, и я прослежу, чтобы вам переслали…
— Конечно, дорогая, я сейчас напишу!
Паоло взял голубой листок и стал писать.
Поистине, у богатых свои причуды! Но вот чтобы килька…
Мы долго прощались с Паоло. После разговора о кильке мы стали как-то ближе друг другу. Он наконец выпустил меня из объятий. Я поняла, что вся пропахла его одеколоном.
Энрике сделал мне знак, чтобы я подождала его в коридоре.
Я вышла в холл и уставилась на чек.
Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни. Впервые я заработала тем, что принесло мне удовлетворение, а не тем, что придумала, как заставить лохов покупать говенные ноутбуки российского производства.
Я никогда не воспринимала свое умение рисовать как способ зарабатывания денег. Еще в художественной школе мне ясно дали понять, что я — полная бездарность и единственное, что я умею делать хорошо, — это ходить на каблуках.
После окончания школы я семь лет вообще не рисовала. Так повлиял на меня четырехлетний сеанс гипноза в исполнении авторитетных учителей. Тем не менее почти загубленные на корню способности все-таки расцвели пышным цветом, когда мне пришлось прикинуться дизайнером интерьера, чтобы заработать денег на путевку в Турцию. Я именно прикинулась, потому что человек, которому мой хороший знакомый представил меня как дизайнера, понятия не имел, что я ничего не смыслю в оформлении жи лого пространства.
Лиха беда начало, я взялась за дело. В результате восемьсот долларов дохода и толстая папка с эскизами и фото готового интерьера.
После этого выдающегося блефа я не только обзавелась новой работой в одном из дизайнерских бюро, но и почувствовала, что все-таки не такая уж я и бездарность, как говорили мои учителя. Все равно низкий им поклон, потому что раненое самолюбие кормило мое патологическое упрямство все эти годы, а без него я ничего бы не добилась.
Оставшиеся десять минут, что я ждала Энрике, я была занята тем, что обдумывала, как бы мне с пользой и удовольствием потратить свой гонорар. Эта ситуация напоминала мучение девочки из советского мультика про цветик-семицветик, которая не знала, как распорядиться последним лепесточком.
В конце концов мои мучения прервал Энрике:
— Ты мой гений! — Он поцеловал меня.
— Надеюсь, Паоло не запал на меня? — закокетничала я.
— Думаю, нет. — Энрике хитро заулыбался.
— Ах ты, негодяй! Ты думаешь, я не настолько привлекательна?
— Упаси бог, моя королева! Просто Паоло… голубой.
— Что? У тебя голубой друг?
— А что в этом такого? — удивился Рике.
— Может, я чего-то о тебе не знаю?
— По-моему, ты знаешь достаточно, чтобы сделать выводы о моей ориентации. А с Паоло мы хорошие друзья. К тому же его сердце давно занято.
— Понятно.
— Только очень прошу тебя, никому об этом не говори. Геи не в чести на острове.
— Ладно.
Я сидела в голубом кабинете с голубым Паоло и получила от него чек на голубой бума ге. Глупо, но я была разочарована. Дурацкая привычка нравиться всем мужчинам без исключения сделала меня капризной. Согласна, это ужасно. Временами я сама себя раздражаю, как сейчас.
— А что это за птичий язык, на котором вы лепетали?
— Ах, да, прости, ты, наверное, ничего не разобрала. Это патуа. Все коренные жители говорят на нем, это что-то вроде наречия, смесь английского, французского и испанского.
— Как интересно!
Меня неожиданно взбудоражила мысль о близком общении с коренным представителем острова, и единственное, о чем я могла сейчас думать, — это огромная кровать в номере на втором этаже.
Не стоит и говорить, что мы немедленно отправились туда.
После того как уровень гормонов упал до уровня, позволяющего чувствовать себя спокойным, но жутко голодным, мы отправились в кафе.
Мы сидели и молча уплетали еду за обе щеки, не вполне понимая, что едим. Но все равно было очень вкусно. А вы знаете, что после секса можно есть абсолютно все, что хочется, даже если вы сидите на диете? Дело в том, что ваш организм продолжает работать в активном режиме еще часа полтора после того, как… ну, вы понимаете. И если в этот промежуток вам захотелось съесть торт, можете это смело делать, ваше тело все переработает и не отложит ни грамма в закрома.
Я смотрела на Энрике, который вылизывал лепешкой остатки гуокомоле из керамической мисочки. Не первый раз отмечаю в себе истинно женскую способность фантазировать о том, что было бы, если… И сейчас я хрустела печеным на гриле бататом и представляла Энрике на кухне в своей московской квартире, за круглым обеденным столом возле окна, с тарелкой драников со сметаной…
Мои фантазии прервала девушка, которая подошла к нашему столику. У нее были европейская внешность и бесконечно длинные ноги.
— Здравствуй, милый!
Она наклонилась, чмокнула Энрике в щеку и стрельнула на меня глазами.
— Что же ты не отвечаешь на мои звонки?
Она присела.
Я молча наблюдала за ней, как за ядовитым пауком.
Энрике, казалось, был ничуть не удивлен ее поведением. Он сложил руки на груди, и я поняла, что мне придется присутствовать при каком-то очень неприятном разговоре.
— Я сняла эту чертову виллу, на которой торчу целыми днями и жду, когда ты наконец явишься! — Она повысила голос. — А ты тут сидишь с какой-то… — Она опять посмотрела на меня.
И вдруг ее взгляд перестал быть равнодушным. Она зафиксировала его на мне, и я почувствовала, как ее голубые глаза впиваются в мои.
— Ах, теперь я все поняла! — Она хлопнула рукой по столу. — Это твоя новая жертва? — Ее палец с длинным ногтем указывал на меня, и мне это страшно не понравилось.
— Что значит жертва? — с вызовом спросила я.
— О! Какая прелесть, она умеет говорить! — Она хлопнула в ладоши, потом вытянула из пачки тонкую сигарету.
Энрике достал из кармана зажигалку и дал ей прикурить. Я внезапно ощутила себя сосновым пеньком, который хочет уйти, но не может, потому что ноги просто вросли в пол. Хорошо, что я давно усвоила правило: если не можешь убежать, то нужно нападать.
