Так ты ради этого меня позвала? — наконец говорю я. — На вечеринку собралась?
Это звучит как укор, и девочка вскидывается, словно норовистая лошадь, и ее пушистый хвостик скачет из стороны в сторону в такт каждому слову, когда она гневно выпаливает:
Да, собралась и, да, пойду, даже если ты не согласишься посидеть с братом… Думаешь, если моя мама в коме, так мне теперь тоже надо лечь и умереть, так что ли?
К ее чести, она тут же понимает, что говорит неправильные вещи и сникает:
Я бы не пошла… но у меня свидание, понимаешь? Я так долго этого ждала. Мама бы сейчас порадовалась за меня…
Я не твоя мама…
А то я не заметила! — огрызается девочка. — Ты как чертов надсмотрщик… Ничего не понимаешь.
Так мне уйти? Может, найдешь кого-нибудь более понимающего…
Мелисса недовольно стонет и закатывает глаза, пытаясь сдержать свой норовистый нрав.
Ну почему ты не можешь быть проще? — вопиет она риторически. Потом подходит и заглядывает мне прямо в глаза: — Слушай, посиди с братом, я быстро вернусь, обещаю. Это ведь Юлиан… я сто лет по нему сохну, а тут он обратил на меня внимание… Мама говорила, что однажды так и случится, но я не верила… Ну не могу я упустить такой шанс! — потом всплескивает руками: — Может же и в моей жизни быть хоть что-то хорошее… Пожалуйста.
Контраст между этими умоляющими глазами и самой боевой раскраской Мелиссы так силен, что я невольно улыбаюсь.
Не уверен, что тебе уже можно посещать вечеринки, — говорю я своей просительнице. — Твоя мама была бы против.
Моя мама порадовалась бы за меня…
… и не позволила бы идти в таком виде! — добавляю я нравоучительно.
Мелисса почти рычит, когда ее злющие глаза просверливают во мне две огромнейшие дыры, а губы произносят:
Так ты посидишь с Ёнасом или… вали отсюда нахрен!
Парни не любят грубиянок, — спокойно заявляю я. — Подумай об этом.
О, непременно так и сделаю! Завтра… или, может… никогда, умник ты хренов.
Качаю головой, как бы констатируя тот факт, что некоторых только могила исправит, а потом спрашиваю:
Где твой отец?
На работе.
Уже? Он знает, куда ты собралась?
Стала бы я говорить ему об этом, — ерничает девчонка. — Велика честь.
Слушай, может лучше останешься дома, — делаю последнюю попытку — чувствую себя обязанным позаботиться об этой мятежной душе, позаботиться ради нее самой и ради ее матери, которая сама сейчас не может этого сделать. — Я закажу пиццу и мы что-нибудь посмотрим…
Она бросает на меня да-ты-совсем-ничего-не-понимаешь-взгляд и припечатывает:
У меня на сегодня уже назначено свидание и при этом явно не с тобой.
Ты меня прямо в самое сердце ранила! — усмехаюсь я, прижимая руку к груди. — Ладно, иди, — добавляю я быстро. — Когда планируешь вернуться?
Юлиан привезет меня около двенадцати.
И без глупостей?
О чем ты? — тянет она обиженно. — Я же не идиотка какая-нибудь. У нас первое свидание, не парься…
Смотрю как Мелисса натягивает обувь и кидает в рюкзак упаковку салфеток и расческу, а потом говорю:
Ты не против, если мы с Ёнасом немного прогуляемся? Дашь ключ от дома?
Мелисса смотрит на меня прищурившись, а потом расплывается в довольной улыбке:
— Если только обещаешь не делать глупостей, — поминает она мои собственные слова и протягивает ключ от входной двери. — Ёнас, — зовет она брата — тот смотрит мультфильмы по телевизору. — Дядя Марк присмотрит за тобой сегодня, хорошо? Ты ведь не против провести с ним время… Будет весело. — Она подмигивает мне, как бы вовлекая в некий общий для нас троих заговор.
Жду тебя не позже полуночи, — предупреждаю я ее.
А если я буду не одна? — подзадоривает меня Мелисса.
Тогда об этом узнает твой отец!
Мелисса презрительно хмыкает и награждает меня презрительным взглядом.
Только не уходите слишком далеко…
А ты дай мне адрес вечеринки… на всякий случай.
Да, мамочка! — насмешничает Мелисса и пишет мне адрес на клочке старого конверта. Потом чмокает брата в щеку и уже на пороге быстро произносит:
Спасибо, Марк, — и добавляет насмешливо, чтобы не показаться слишком мягкотелой: — Ты такой душка! — Посылает мне воздушный поцелуй и исчезает за дверью.
Еще какое-то время стою молча, обдумывая сложившуюся ситуацию, а потом замечаю Ёнаса, который сидит на диване и смотрит на меня немного смущенными, потерянными глазами.
Ну что, дружок, — говорю ему тоже немного смешавшись, — собирайся, хочу тебя кое с кем познакомить… А еще мы можем поесть мороженое, к примеру… Ну или… я не знаю, что ты там еще любишь… Можешь выбирать все, что угодно!
Я люблю мороженое, — произносит тот робко. — Мама всегда покупала мне ванильное с шоколадной стружкой!
Упоминание Ханны Вебер как будто бы отрезвляет меня… вот я стою на ее кухне и собирается вести на прогулку ее ребенка. Зачем? Этот вопрос всю неделю крутится у меня в голове, подобно хомячку в колесе, и я жажду найти на него ответ во что бы то ни стало. Во что бы то ни вылилось…
Значит купим тебе два ванильных мороженых с двойной порцией шоколадной стружки! Согласен?
Я никогда не имел ничего общего с детьми: у меня не было ни младших брата с сестрой, ни родственников с младенцами, ни даже друзей, успевших уже обзавестись хныкающими чадами с беззубыми улыбками… Я смутно представляю, что из себя представляет пятилетний ребенок: маленький инопланетянин с планеты «Полная неизвестность», и с этим «инопланетянином» мне предстоит провести несколько часов.
Я тебя сейчас познакомлю со своей бабушкой, — говорю я мальчику, стуча в дверь бабушкиной квартирки. — Думаю, она тебе понравится, Ёнас.
Кого нелегкая принесла? — слышится за дверью голос старушки, и мы оба неловко переступаем порог ее комнаты. Ребенок жмется к моим ногам, и я бочком, неловко, почти по-крабьи приближаюсь к своей ба за приветственным поцелуем.
Ее сухие, бесцветные губы царапают щеку, словно наждачкой, а потом я в нервозным нетерпении произношу:
Ба, хочу тебя кое с кем познакомить, — подталкиваю вперед оробевшего мальчика, — это Ёнас, большой любитель мороженого и ретро-автомобилей! Правильно я говорю?
