— Вы — братья! — сжимается у меня все внутри. — Так нельзя!
— Только по отцу. Мать Демида бросила его, сбежав от отца. А моя любила меня больше всего на свете. И с детства он полон зависти!
— Значит, у тебя была плохая мать, — бросаю я в сердцах, — если её любви не хватило и на твоего брата.
— Эй, следи за языком! Этот дом не терпит женщин с гонором.
— Она вырастила тебе врага!
— Ну, может, она и не была слишком умной, но все же — замечательной матерью.
— Помирись с братом, — сбавляю я тон. — Пожалуйста.
— С хрена ли? Не-е-ет.
— Ради нашего спокойного будущего, иначе, зачем этот брак?!
— Ещё раз прошу тебя — не лезь в мужские дела. У тебя полно женских, — смягчается его взгляд. — Иди сюда. До ужина ещё час. Мы как раз успеем заделать наследника!
— Нет, — отрицательно качаю головой. — Не будет никаких «женских дел», пока ты не решишь мужские. Мне страшно… Я не хочу снова «под стволы»!
Закатывает глаза, снова погружается в телефон.
Неужели ты способен на такое, Демон? Ты же обещал мне защиту независимо от того, чьей женой я стану!
Страшно. Я не хочу находиться в этом доме, так близко с Демидом! До слепого ужаса боюсь, когда люди переходят на язык оружия. Бешенство Демида и то, как легко он приставил дуло к голове брата…
Образ просто рухнул! Мне казалось, он не такой. И я не понимаю, что он за человек снова. Опять какая-то новая версия. Словно с десяток масок! То одну надевает, то другую, то третью. А может, маска просто слетела? Тогда, в минуту слабости, когда он лежал раненный, и сейчас, в минуту ярости.
Не оправдываю Родиона, нет. В шоке, что он сказал такое Демиду.
И все же. Целиться в брата? Я бы никогда не подняла на своего оружие. Никогда! Как бы не обидел, не унизил. Мы, конечно, тоже не святые и иногда сцеплялись раньше, но одно дело детская драка, другое — пистолет.
И этот взгляд на меня — полный презрения! За что?!
Разве я не выполнила твоё распоряжение.
Что не так?
Семья Черкасовых с изнанки не так уж и безупречна.
Хлопнув дверью, выхожу из комнаты. Иду в противоположное крыло. Там комната брата.
Мы встречаемся в коридоре.
— Почему я так далеко от тебя?
— Я не знаю. Тебе здесь не нравится?
— Нормально, — пожимает плечами.
— Ты боишься его? — стреляю глазами на дверь напротив.
Комната Демида…
Тихон задумчиво смотрит на эту дверь.
— Тиш, ты боишься его?
Неважно! Я боюсь. Хочу чтобы брат был близко.
— Не раскладывай вещи. Ты не будешь здесь жить.
— Да не боюсь я… — с досадой. — Это их ссора. Мы-то тут причем?
— Я не знаю! — но чувствую, что ярость Демида распространяется и на меня.
Обнимаю Тишу, прижимая к себе.
— Что-то идет не так.
— Мы всегда можем сбежать…
— Сбежать — это не приключение, Тиш. Это беззащитность. Прятаться? Как ты будешь учиться? Как я буду учиться? Где работать? Это плохая жизнь. Дед затеял это все, чтобы у нас была хорошая и безопасная.
— Но что-то пошло не так?
— Все наладится… — внушаю я — и ему и себе.
Мы спускаемся вместе вниз.
В столовой накрывают ужин.
— Добрый вечер, — здороваюсь я с Натальей.
— Добрый вечер, — осматривает она меня с головы до ног с горькой усмешкой.
У меня нет сил, чтобы разбираться ещё и с тем, чем я не угодила жене свёкра.
Вылетаю на улицу, чтобы вдохнуть кислорода.
— Злат, — догоняет меня Тиша.
— Вот что она на меня так смотрит? — не выдерживаю я.
— Я знаю почему. Ты не ругайся только, ладно?
— И что ты наделал опять? — упираю руки в бока.
— Я нечаянно разговор подслушал.
— Очень плохо! — строго свожу я брови.
— Ой, ладно! — отмахивается он и снижая голос:
— Наталья по телефону говорила со своей мамой.
— Тиша, некрасиво это.
— Ты послушай сначала! Она беременная.
— Это нас не касается.
— Ещё как касается. Альберту Марковичу она не сказала, побоялась, что… Как это? К врачу отправит, чтобы от ребенка избавиться.
Аборт? Она хотела наследство для своего ребенка.
— А тут мы… И компания переходит твоему ребенку. И она про тебя всякие гадости говорила!
Час от часу не легче. Какое она хотела наследство?! Они же были практически банкротами!
— А ничего, что если бы не наши деньги, то уже не было бы никакой компании? Ладно… Понятно. Не будет, значит, у меня подруги. Обойдусь.
— Ты скажешь Альберту Марковичу?
— Нет. Пусть сами разбираются. И ты не смей.
От ворот в нашу сторону медленно идут Альберт Маркович и Демид. Беседуют. Хмурые, руки у обоих за спиной, головы опущены, взгляды блуждают по земле. Походки похожи. Оба в костюмах. Только Демид темноволосый, а Альберт — седой. Столько власти в них… А Родион словно из другого теста.
Дойдя до нас замолкают.
— Пойдемте ужинать, — открывает нам дверь Альберт.
— Тихий, ты иди, — кивает ему на дверь Демид. — Нам поговорить надо.
— Иди, Тиш… — волнуясь, подталкиваю его в спину.
Мы остаемся вдвоем.
Он смотрит мне в глаза, челюсти сжимаются. Желваки прорезаются под кожей.
В горле спазм. Не могу произнести ни звука.
Его присутствие так близко снова делает со мной что-то… Я как кролик перед удавом. Чувства сумбурны. От самых горьких и болючих до неожиданно трепетных.
Беру себя в руки и спрашиваю то, что мучило меня всё это время — невозможность узнать о его самочувствии.
— Как Ваша рана?
— Вопрос сильно запоздал.
— Мне очень жаль.
— Я напугал с утра… Прошу прощения.
Неловко пожимаю плечами.
Это хищник, Злата, пытаюсь объяснить я своему сердцу истинное положение вещей. Твоя очарованность им — глупость и ошибка.
Взгляд сам скользит по его телу, опускаясь на ремень кобуры. Он тут же застегивает пуговицу пиджака, пряча его.
— Как… у тебя… дела? — выдавливает он из себя.
Ноздри недовольно подрагивают.
— Я еще не поняла, — срывается мой голос. — Нас плохо встретили.
— «Нас»… — губы трогает злая усмешка.
Опускает взгляд, справляясь с ней.
— Муж, — дергается чуть заметно его лицо, — не обижает?
— Нет, — хриплю я.
Сверлит меня взглядом. Грудная клетка вздымается так, словно сорвется сейчас и наорет.
— Мы теперь враги? — решаюсь я.
— Враги? — ведёт бровью. — Я не воюю с девочками.
— Хорошо. Спасибо.
Поднимаю взгляд.
Из окна на нас смотрит Родион, недовольно сложив руки на руку.
— Верните мне, пожалуйста, моё лемби, — шепчу я. — Оно ведь Вам уже не нужно.
Игнорируя, Демид открывает мне дверь.
— Пойдём ужинать… — и сердце моё сжимается, ожидая, что скажет «Золотинка», но…: — Злата.
Сердце оно вообще глупое. А я теперь не ласковое «Золотинка», а пошлое «Золотко».
Опуская взгляд, захожу в дом.
Глава 18. Семья
Наблюдаю как Тихон уплетает лазанью.
Как есть самой не представляю. От переживаний мутит.
На нашей стороне стола все места заняты — Наталья, Родион, я. На другой стороне один пустой стул между Демидом и Тишей. Я должна была сидеть на этом месте между ними. А теперь там будет сидеть какая-то другая женщина. Он будет наливать ей вино и что-то там подавать, а еще так внимательно и глубоко смотреть на нее, как смотрел иногда на меня. И мне еще тошнотворней от этого.
Это ревность? Нет у меня таких полномочий! У меня есть муж. И не хочу я провоцировать ни одного ни другого на ссоры. А еще мне страшно, что они будут. И что мы с Тихоном можем попасть под раздачу. Потому что, вдоль воротника рубашки Демида я вижу знакомую цепочку с редким золотым плетением.
Зачем он это делает? Зачем надел мой медальон? Словно издевается! Или провоцирует Родиона?
Так это зря, я ему про лемби ничего не говорила. Он и не поймет…
Вилка Демида тоже застыла в чашке.
Встречаемся взглядами. Тяжёлый взгляд, уставший. Веки медленно смыкаются и распахиваются вновь.
