одно единственное: что было бы сейчас, если бы я его не оттолкнула. Если бы разрешила себе узнать – каков он. Какие на вкус его губы? Каково это – быть с ним?
Воображение тут же рисовало картины, одна другой ярче. Вот Станислав несет меня на руках по лестнице, но не в мою, а в свою комнату, вот платье, струясь, соскальзывает с плеч. И к тому поцелую, что обжег мою кожу, добавляются десятки и сотни новых. Вот я нахожу его губы губами, и растворяюсь без остатка в сумасшедшем вихре…
Впрочем, зачем останавливаться на этом? Раз уж воображение разыгралось, можно представлять и дальше. Вот утром или среди ночи я воровато пробираюсь в свою комнату, молясь, чтобы никто из обслуги меня не увидел.
Вот прячу глаза, когда мы сталкиваемся со Станиславом. Вот чувствую себя неловко. А через день-другой снова оказываюсь в той же спальне. Хотя зачем же ждать так долго? Может, и на следующий же день. Я ведь всегда рядом, стоит буквально руку протянуть.
Разумеется, со временем мы теряем осторожность, и Карина застает что-то такое, что явно указывает на нашу близость. То хрупкое равновесие и взаимопонимание, которое мне с таким трудом удалось выстроить, рушится в одночасье. Впрочем, может быть, она нас и не застукает «на горяченьком», но уж точно почувствует, что что-то изменилось. Она чертовски проницательна.
Но даже если и нет.
Следующая картина, которую обязательно стоит представить, чтобы эта история была полной, такая: собираю чемоданы и покидаю этот дом, когда закончился контракт.
Прокрутив кино до конца, я немного успокоилась. Все-таки я все сделала правильно. С этой мыслью я и уснула.
* * *
Утром я шла будить свою подопечную уже вполне уравновешенной и почти спокойной, но застала ее в отвратительном расположении духа.
– Ну что, чем займемся сначала, английским или французским? – с преувеличенным энтузиазмом спросила я.
Я всегда старалась первыми ставить ее любимые уроки, чтобы потом под шумок перейти к тем, которые нравились ей меньше.
– Ничем, – буркнула она, – Не хочу. Давай лучше что-нибудь взорвем или сломаем.
– Так, что это у нас тут за настроение, – я с сомнением покачала головой, – взорвать, конечно, можно, но боюсь, твоему папе это не понравится.
– Он об этом и не узнает, – мрачно сказала Карина, – он нас с тобой бросил, уехал в командировку на целую неделю. Обещал звонить.
Так вот в чем у нас дело. Ну да. О таких вещах нужно предупреждать заранее. Карина могла бы морально подготовиться и не переживала бы это так тяжело.
Вот ведь какой, уехал и не сказал мне ни слова. Мне почему-то стало безумно обидно, так, будто бы я действительно имела право на что-то обижаться.
– Знаешь, что я предлагаю, – сказала я Карине, – мы не будем сегодня ничего взрывать и ломать.
– Так я и знала, – разочарованно сказала она.
– Но и английским, и французским мы тоже заниматься не будем, и физикой с математикой.
С каждой следующей названной позицией интерес в глазах Карины возрастал.
– А чем же тогда будем?
– Ничем, устроим День лентяя, будем делать только то, что захотим. А то, что надо, не будем вообще.
– Что и зубы на ночь чистить не будем? – воодушевленно спросила она.
Я задумалась: это был серьезный вопрос.
– Вообще-то гигиена – это очень важно, – сказала я после некоторых раздумий. – Если бактерии не вычистить и изгнать изо рта, они к утру там такое устроят! Жуть!
На лице девочки опять появилось то самое разочарованное выражение. Страшилка про злобных бактерий не сработала.
– С другой стороны, День лентяя – это День лентяя. Тут уж чем-то придется жертвовать…
– Зубами? – спросила Карина.
Как всегда, зрит в корень!
И тут меня озарило:
– Давай так, раз уж чистить зубы нам не обязательно, если вдруг кому-то к вечеру ну очень захочется, их почистить, так и быть можно, а если не захочется, то…
– То?.. –
– поможем друг другу. Я почищу зубы тебе, а ты – мне.
– Годится, – согласилась Карина.
Кажется, объявленный День лентяя несколько улучшил ей настроение. А вот о своем настроении того же самого я сказать, увы, не могла. Оно было просто ни к черту.
Глава 22
Без Станислава все шло как-то не так. Особняк по-прежнему был величественным, сад – прекрасным, а солнце – ярким. Но теперь это воспринималось иначе. Я больше не ждала, что в коридоре раздадутся уверенные шаги, мое сердце не замирало, когда кто-то извне открывал дверь в комнату для занятий.
Прошло всего три дня – а казалось, что недели и месяцы.
Хотя сказать, что я скучала, было бы неправильно. От слова «совсем». Как раз скучать мне было некогда. Карина, лишившись компании отца, сконцентрировалась на проделках. В тарелках снова завелись игрушечные тараканы, из игрушек возводились целые пирамиды, а посреди многострадальной зеленой лужайки появилась «сокровищница», вырытая простой детской лопаткой. Я носилась как ураган, еле поспевая за своей воспитанницей. И к концу каждого дня чувствовала себя выжатой как лимон.
Зато теперь по вечерам я спокойно могла пить успокаивающий чай, не рискуя столкнуться с кем-то, кто сможет меня смутить. И, конечно же, пользовалась этой возможностью. Уложив девочку спать, я непременно спускалась на кухню с книжкой в руках. Но вот незадача: чай тоже стал каким-то не таким. Он больше не приносил такого уж удовольствия. Складывалось ощущение, будто это Стас, собираясь в дорогу, спрятал в чемодан какой-то волшебный ингредиент, без которого чай – это всего лишь чай.
Стоит ли говорить, что в чтении я не продвинулась? Стоило мне открыть книгу, как строчки начинали плясать, а мысли уносились на много дней назад. И казалось, еще чуть-чуть, и мелодично звякнет микроволновка, а по всему помещению распространится соблазнительный запах разогретой еды. А голос, ставший каким-то уж слишком родным, спросит: «Как прошел ваш день? Что сегодня еще вытворила моя егоза?». И я буду рассказывать, а Стас смеяться…
