Марк Алексеевич? — Мне уже хочется заткнуть Мише рот, ведь он за десять минут умудрился вывести меня на этот разговор. И я сейчас, как дура. Ведь показала Марку, что помню все это. Что думала. Но сейчас-то не думаю. Но этого я уже не скажу.
— Давай, — кивает Никифоров.
— Вот скажите, мы тут не можем понять, за что можно бросить такую девушку, как Алиса? — Я смотрю на этого молодого щегла и хочу перекрыть ему кислород. Он что себе позволяет?! Если бы я не была уверена, что мы с Мишей не знакомы, то точно подумала бы, что он что-то про нас знает. — Она говорит, что из-за социального статуса. Допустим, вы Марк Алексеевич, встречаетесь с девушкой-автомехаником и любите ее. Для вас социальный статус имел бы значение?
Никифоров замирает также, как и я, поджимая губы.
Вопрос, который я сама себе задавала тысячу раз, Миша с легкостью озвучивает. Я попеременно вожу глазами между двух прямоугольников с изображением мужчин. Стоит держать с этим Михаилом язык за зубами. Либо он что-то знает о нас, либо у него настолько сильная интуиция, что он с легкостью решает психологические задачки.
— Давайте не будем меня обсуждать? — Я первая хочу прекратить этот разговор и уже жалею, что затронула эту тему. Когда это касалось только Никифорова, было весело, но теперь, когда на всеобщий суд попали мы оба, становится как-то не по себе.
— В жизни разные бывают ситуации. — Пожимает плечами Марк, не обращая внимания на мою просьбу. Узнаю Никифорова, который всегда делает так, как сам решил. Он хочет ответить на этот вопрос, а я не уверена, что мне нужен этот ответ. — Лично для меня социальный статус не имеет весомого значения и я бы не бросил кого-то из-за этого. Я достаточно зарабатываю, чтобы обеспечить семью, а не только себя одного. — Я демонстративно утыкаюсь в телефон, показывая, что меня мало интересует этот разговор. Это все он рассказывает Мише, а не мне. Хотя я не выключаю звук и впитываю каждое его слово. Невольно примеряя их к себе. — Но иногда страшно сделать человеку больно в будущем, поэтому оставляешь все на определенном этапе, чтобы не делать еще хуже.
Все слышат мой ироничный смешок. Но смысл его поймут не все.
— Боязнь фантомных проблем, — проговариваю вслух, не отрывая взгляд от телефона.
— Нет, как, если бы парень был смертельно болен, и не хотел портить девушке жизнь. — Внутри холодеет и становится неуютно. Легкий халат хочется заменить на теплый плед. А в ладонях сжимать не бездушный телефон, а чью-то руку. — Так, девять часов, начинаем работать. — Голос Никифорова меняется с философско-задумчивого на рабоче-деловой, словно ему там тумблер переключили. Я так не могу.
Марк болен? Кошусь на на него через экран, пытаясь рассмотреть какие-то признаки болезни. Сегодня он без костюма, без этой прилизанной модной прически, даже, кажется, не брился. Глаз цепляется за обстановку за его спиной. Это похоже на какой-то кабинет. Интересно, где он сейчас живет? Купил дом или обитает в одной из своих квартир? Ни в одной, ни во второй, я не помню такого кабинета, хотя все можно перекрасить и перепланировать так, что не узнаешь. Я возвращаюсь к его лицу. Я ведь и папу вот так не рассмотрела. Не увидела чего-то важного. Отвлеклась на то, что было второстепенно, а в итоге потеряла близкого человека. И, если уж выбирать между тем, чтобы он жил с другой или умер от болезни, то я все равно не желаю ему ничего плохого.
Телефон у меня в руках оживает и пальцы быстро набирают буквы, складывая в слова:
*Ты что, болен?*
Почему-то сейчас я готова сделать, что угодно, лишь бы не увидеть эти страшные две буквы. Я не хочу, чтобы меня и дальше окружала смерть. Не хочу видеть, как мои знакомые страдают. Пусть лучше все будет так, как есть.
*Ты не уловила самого важного из того, что я сказал. И нет, я не болен*
Я шумно выдыхаю. Никифоров… Я лучше бы сама тебя придушила за такие сравнения. Меньше стресса испытала бы.
Я вообще ничего не хочу ловить из того, что он сказал. Если он здоров и с ним все в порядке, то больше мне знать ничего и не нужно о женатом мужчине. Потому что, чем больше информации о нем и чем больше мы взаимодействуем, тем больше мне приходится вспоминать наше прошлое.
На звонок мобильного я реагирую не сразу, хоть он и вибрирует у меня в руках уже несколько мгновений. Наконец опускаю глаза на входящий номер и тут же перевожу взгляд на экран монитора. Марка в кадре нет, потому что сейчас он звонит мне. Откашливаюсь и бодро отвечаю:
— Да.
— Алиса, микрофон на ноутбуке выключи. — Первое, что говорит он. Естественно, чтобы нас никто не услышал. Я нажимаю на кнопку с микрофоном и отключаю звук. А что такого, что он позвонит мне и что-то скажет. Будто все сразу будут тыкать в него пальцем. — Уже девять ноль две. Мы на работе. Переоденься, пожалуйста.
Черт. Из-за Миши с его разговорами я совсем про это забыла. Оставляю мужчин наедине и иду в гардеробную.
— Вообще-то, я у себя дома и я одета. — Этот его тон и официальность дают обратный эффект. И пусть я сама понимаю, что надо переодеться, но делать так, как надо ему, не хочется принципиально. Я тяну за один конец пояса и развязываю его, скидывая следом халат.
— Это, ты называешь, одета? На тебе даже лифчика нет. Все будут не о работе думать, а….
— Ты женат. Какого черта ты смотришь на мои сиськи? — Я натягиваю облегающий топ, а сверху футболку с широким горлом и домашние трикотажные брюки.
— Сложно не заметить, — упрекает Марк меня, — и это вижу не я один.
Чувства остальных меня сейчас волнуют меньше всего.
— Может, я тебя отвлекаю? Потому что только ты позвонил и сказал надеть лифчик, всем остальным все равно. Ты реально о них переживаешь или о себе?
Вчера он слишком многое мне показал, чтобы я не воспользовалась этим. В такие моменты мне даже хочется, чтобы он покаялся и извинился, просил прощение, а я также, как он, отвернусь и уйду.
— Не зли меня. — Я усмехаюсь в ответ. Можно подумать, он что-то мне сделает. Мы оба теперь знаем, что ничего. — Блин, Алиса, не заставляй меня отключать тебя. Не надо одеваться, как в офисе, просто надень домашнюю одежду.
— На моей
