утреннюю Москву за окном и затягивается сигаретой.
— Думаешь? Не знаю. Понимаешь, просто она не такая, как все. Но я привык, что за мной бегают. А она, наоборот, от меня. Достало.
Кулаки сжимаются от злости на собственного сына.
Какой же он еще… ребенок.
Но он мой ребенок.
И я обязан его принимать таким, какой он есть.
Он самое дорогое, что осталось у меня в этой жизни.
— Ладно, сам разберешься. Наркоманок в дом не таскай больше. И не кури в квартире.
Сын весело усмехнулся и потушил сигарету.
Подъезжаю к своей квартире.
Вспоминаю, как две недели назад садилась в машину начальника, а руки тряслись от предстоящей неизвестности и возможной трагедии.
Слава Богу, все обошлось!
Как же я благодарна судьбе, что она пощадила мою маму.
Операция прошла успешно, и прогнозы врачей вселяют надежду.
Мама идет на поправку. Уже стоит на ногах, и через две недели ее выпишут из больницы.
Мы так много разговаривали за эти две недели.
Пожалуй, больше, чем за всю жизнь.
Несмотря ни на что, она осталась для меня самой доброй и родной мамой.
И мне так не хватало всю жизнь разговоров по душам с ней. Правильно говорят, нет худа без добра. Любая, даже самая плохая ситуация, обязательно несет в себе что-то хорошее…
Не случись этого, я бы и не узнала, что не родная им.
Но кажется, тот факт, что мама решилась мне об этом рассказать, сблизил нас сильнее, чем когда-либо.
Оказывается, в те времена, когда отец еще не пил, они жили счастливо, но очень хотели ребеночка.
У мамы никак не получалось забеременеть, и пройдя обследование, врачи поставили неутешительный диагноз: «Бесплодна».
Отец тогда первый раз ушел в запой. Мама расстроилась, и их совместный быт превратился в ад.
Папа все время упрекал маму тем, что она не сможет родить ему, и они будут одиноки до конца жизни. Мать чувствовала себя ужасно, и пошла в детский дом, чтобы усыновить малыша.
Но отец не хотел воспитывать чужого ребенка, и в последний момент отговорил маму.
Так и жили они последующие два года, в ссорах и скандалах.
Отец начал гулять, и мать испугалась, что однажды он уйдет насовсем, а она «бракованная» никому и нужна-то не будет.
Однажды она встретила цыганку на улице. Та была пьяная в стельку и приставала к прохожим, клянча деньги. Но самое страшное, на руках у нее был маленький ребенок, который постоянно плакал.
В девяностые, это была не редкость. Да и сейчас время от времени можно увидеть на улицах такую картину.
Цыганка бесцельно бродила по улицам собирая деньги на очередную бутылку. Мама следовала за ней и ее сердце сжималось от осознания того, что малышу холодно и возможно он давно уже не ел.
Она не понимала, почему этот мир так не справедлив. И почему, тому, кто хочет малыша, Бог не дает его. А тем, кому он и не нужен, кто о нем не заботится, подарил ребеночка?
Пьяная женщина, насобирав денег на очередную бутылку, опустошила ее на лавочке, и уснула прямо с ребенком на руках.
Мама не раздумывала. На улице смеркалось. Прохожих было мало. Подойдя к женщине, она забрала малыша из тряпичной перевязки, висящей на шее цыганки и ушла вместе с ребенком.
Горе-мамаша даже не проснулась.
А когда мама принесла малыша домой то, поняла, что скорее всего цыганка и не мама малышу вовсе. Потому что с кровати, на которую мама уложила младенца, на нее смотрела прекрасная девочка с русыми волосами и светлыми глазками. Ее маленькое чистое личико сияло, как лик святого. И маме пришло на ум чудесное имя — Лика.
Папа вернулся с работы через два часа.
Не сказать, что он обрадовался. Но спустя пару дней смирился. Мама не готова была отдавать меня.
Да и некому было. Цыганке я нужна была, только чтоб милостыню просить, а в доме малютки я и подавно никому бы не нужна была.
Подкупив одного из государственных служащих, родители приобрели свидетельство о рождении и в ту же неделю переехали в другой район, чтобы старые соседи не задавались лишними вопросами.
Родственников и близких друзей у них не было, поэтому больше никто ничего заподозрить не мог.
На новом месте они уже представляли меня, как свою дочь.
И я подрастала счастливым ребенком, и даже походила на мать. Но папа так и не смог полюбить меня и смириться с тем, что у него не будет собственных детей. Поэтому, со временем, снова начал пить, а потом и бить маму, вымещая на ней свою злость и обиду. А она, от чувства вины за то, что не одарила его родным ребенком, тащила их существование на своих плечах почти всю жизнь…
Сейчас, она решила, что не вернется домой. Больничный ей оплатят, это позволит снять небольшую квартирку на окраине города. На пенсию можно и быт тянуть, а подработки только время от времени будет брать, чтобы сильно не уставать.
Я так рада, что, пусть спустя много лет, но она все же решила, освободиться от тирании отца и зажить свободно.
Окунувшись в свои мысли, я и не заметила, как мы подъехали к дому. Расплатившись с таксистом, выхожу из машины и забираю вещи. Интересно, как там Комочек? Света говорит, что подрос сильно.
А я так и не решила, что делать дальше. Мне не выжить с кредитом без этой работы. Но разве я могу…? После всего, что произошло перед отъездом?
Захожу в подъезд, и как только дверь закрылась, чувствую к руке прикосновение холодных пальцев, сомкнувшихся на запястье.
Оборачиваюсь. По телу пробегает ледяная дрожь.
— Саша…? — произношу я испуганным голосом.
— Отпусти. — произношу я холодным тоном, как можно спокойнее.
— Ты что, все еще злишься на меня?
Молодой человек делает удивленное лицо.
— Я звонил пару раз. Чего трубку не брала?
Его наглость вводит меня в ступор.
Злюсь ли я?
Он серьезно?
Молчу.
— Ну Лика, чего как ребенок то? Давай сумку донесу. — с этими словами парень тянется к дорожной сумке в моей руке. Резко выдергиваю свое запястье из его ослабевшей хватки и устремляюсь вверх по лестнице. Лифт ждать некогда.
Не хочу! Не хочу видеть его! Не хочу разговаривать с ним! Не хочу слушать его! Не хочу вспоминать ту ночь! Не хочу!
— Лика! — кричит он мне в след.
Нащупываю связку ключей
