Обогнув его, они оказались в начале длинной прямой аллеи. Деревья, растущие по ее краям, сплетали свои кроны причудливым узором. Аллея заканчивалась чугунными витыми воротами, за которыми мерцал странный молочно-розовый свет. Было жутковато, но в то же время уютно.
– Что там? – спросил Розенберг.
– Не знаю. Я часто прихожу сюда вечерами, стою здесь, но ни разу не решилась пройти по этой дороге.
Рука Розенберга тяжеловато легла ей на плечо. То ли он хотел защитить ее, то ли боялся сам.
– Я думаю, вдруг это ворота в рай? – тихо произнесла Диана. – Или хотя бы в потусторонний мир. Тут все так необычно, таинственно…
Говоря это, она нисколько не играла. Парк Обсерватории был любимым местом ее прогулок еще со школьных времен.
– А давайте проверим, – предложил Розенберг. – Может быть, эти ворота действительно ведут в рай. Пойдем посмотрим?
– Но тогда мы будем точно знать, что это не так.
Рука Розенберга слегка сжала ее плечо. Они молча стояли, глядя на загадочные ворота.
На самом деле когда-то давно Диана изучила план парка и поняла, что ворота – это выход на шоссе, а мерцающий свет происходит от фонарей и фар проезжающих мимо автомобилей, но она не любила об этом думать. Сейчас она вспоминала, как они с Женькой впервые оказались в парке Обсерватории, даже непонятно, какими путями их сюда занесло. Кажется, они по просьбе Женькиной матери отвозили куда-то порцию турецких шмоток, а потом искали безлюдное место, чтобы покурить. В те годы красоты пейзажа их мало заботили, но, попав в эту аллею, обе остановились как громом пораженные. Это было первое в Дианиной жизни ясное понимание того, что наряду с миром обычным существует что-то иное и глубокое, вызывающее то чистую радость, то смутную тоску. Ее любовь к Володе Стасову была именно из этого неведомого мира, и она мечтала, что познакомится с ним и обязательно приведет его сюда. Они будут гулять по парку и поймут, что их соединил Бог. Но за время короткого романа они с Володей так и не побывали на Пулковских высотах…
Зачем же она потащила сюда Розенберга? Стыдно было признаться себе, но, когда он затосковал, рассказав о детях и умершей жене, ей просто захотелось отвести его туда, где тоска не уходит, нет, но стихает и перестает терзать человека. И хорошо, что теперь они оба молчат и каждый думает о своем… Ничего общего между ними нет и быть не может, у каждого свое прошлое и своя собственная тоска.
– У вас ноги замерзли, – сказала она. – Ботинки-то не для загородных прогулок. Пойдемте?
И они пошли назад по узкой тропинке, а снег очень громко скрипел у них под ногами.
– Хотите поужинать? – спросила Диана, когда Розенберг остановил машину возле ее дома. – До Петергофа путь неблизкий, а вы замерзли и наверняка проголодались. Это ни к чему вас не обяжет.
– Я бы с радостью, но как-то неловко… Вы говорили, что живете с родителями.
– Да, но наш дом всегда открыт. Мама с удовольствием предложит вам подкрепиться.
– Уговорили. – Розенберг заглушил мотор. – Но как же без предупреждения?
– Не волнуйтесь. Если бы это было необходимо, я бы нашла способ предупредить маму заранее.
Мама, конечно, не подвела. И у нее самой, и у комнаты был такой вид, будто бы специально ожидались гости. На Дианиного кавалера она посмотрела заинтересованно, но без излишнего любопытства. Розенберг же, как с удивлением отметила Диана, был явно смущен.
– Я не помешаю вам отдыхать? – спросил он, после того как Диана их познакомила.
– Разве принимать гостей – это работа? – засмеялась мама. – Вы садитесь, ужинайте, а я за шкаф пойду.
– Зачем же за шкаф? – весело поинтересовался Розенберг.
Он как-то сразу нашел нужный тон. Переодеваясь за шкафом, Диана услышала, что между ним и мамой завязалась оживленная беседа.
Что же надеть? Она выбрала блузку кремового цвета с круглым воротничком, прямую юбку чуть ниже колена и, поскольку Розенберг не скучал, быстро расплела свою французскую косу. Сначала хотела оставить волосы распущенными, но сообразила, что будет возиться с ужином, а хорошая хозяйка простоволосой не готовит. В три секунды она свернула на макушке кичку – прическа получилась почти как у Людмилы Зыкиной.
«Ну и ладно, пусть я выгляжу старомодно, пусть я даже похожа на старую деву. Этот образ легче разрушить, чем создать…»
Предоставив Диане накрывать на стол, мама разговаривала с Розенбергом:
– Хорошо, что вы зашли, я просто изнывала от скуки: муж вернется поздно, у него очередной методсовет, по телевизору сплошные шоу курящих зайцев…
– Какие-какие шоу?
– Муж так называет все эти звезды на льду, цирк со звездами и прочее. Как говорится, можно и зайца научить курить, только зачем? Ой, простите, – спохватилась она, сообразив, что своими высказываниями может отпугнуть дочкиного кавалера. – Многим это нравится.
– Я телевизор не смотрю, – политкорректно выразился Яков Михайлович. – Только если фильм хороший, и то редко. А шоу всякие – упаси боже!
Диана сервировала стол и пригласила садиться. На ужин были ленивые голубцы, а к чаю – запеканка с яблоками.
Розенберг отдал должное обоим блюдам. Диане пришлось отговориться отсутствием аппетита и заботой о фигуре, иначе папе могло бы не хватить.
– Значит, вы тоже медработник? – допытывался Розенберг. – Диана пошла по вашим стопам?
Мама отмахнулась:
– Не сыпьте соль на рану! Мы так мечтали, что она выберет себе приличную профессию! У нее был интерес и способности к истории. Учителя в один голос твердили, что ей нужно высшее образование. Но разве дети в пятнадцать лет слушают советы? Вбила себе в голову, что мы не сможем ее содержать, и пошла в медучилище. – Мама вздохнула. – Не дали мы с отцом приличного образования единственному ребенку. Работает как проклятая с пятнадцати лет…
– Ученость – не главное для женщины, – утешил Розенберг, – а медсестра – прекрасная профессия. Да и сам я после восьмого класса пошел учиться на фельдшера. Окончил, и отправили меня в деревню, на фельдшерско-акушерский пункт. Хорошо, на свежем воздухе. Население лечением не избалованное, три диагноза и один медикамент на все случаи жизни. Я самогон имею в виду. Сидишь себе, утром книжку читаешь, потом обедаешь и идешь беременных навещать и бабкам давление мерить. И в каждом доме: «Сыночек, не обижай!» – так что к вечеру уже лыка не вяжешь. Хорошо, это безобразие всего три месяца продлилось, потом меня в армию забрали. Иначе спился бы, наверное. Ну а после армии в институт меня взяли без вопросов, хотя знаниями я был не слишком обременен.
– Жалко, я в армию не догадалась пойти, – засмеялась Диана и подлила Розенбергу чаю. – Может, и удалось бы высшее образование получить. Я же несколько раз поступала, то в медицинский, то в исторический!