– Жалко, я в армию не догадалась пойти, – засмеялась Диана и подлила Розенбергу чаю. – Может, и удалось бы высшее образование получить. Я же несколько раз поступала, то в медицинский, то в исторический!
Не хотелось, чтобы Яков Михайлович считал ее недалекой женщиной без всякой тяги к знаниям.
Он добродушно улыбнулся:
– Думаю, ваше поступление я смогу устроить без всякой армии. Но куда же вы больше хотите, Диана?
– Спасибо, сейчас это уже слишком поздно. Я буду выглядеть глупо среди юных первокурсниц. Все в жизни должно происходить вовремя, и если что-то не состоялось в предусмотренный срок, то потом это можно, конечно, получить, но только в уродливой, гротескной форме.
Сказав это, она поймала на себе пристальный взгляд Якова Михайловича. Он смотрел на нее с грустной заинтересованностью. Диана смутилась и замолчала.
– Да, в каждом возрасте свое вино, как говорят французы, – вздохнула мама, а Диана подумала, что не нужно было маме сейчас прерывать их немой диалог взглядов. Розенберг хотел что-то услышать от самой Дианы, он словно бы знал, что она может ответить на мучащий его вопрос, но прямо задавать его не хотел…
А потом он заметил на этажерке колоду карт, и, когда Диана убрала со стола, они решили втроем сыграть в покер на спички.
Розенберг играл шумно и азартно, мама хранила непроницаемый вид, Диана вела себя скромно. К концу вечера самая большая кучка спичек оказалась у мамы, а Диана проигралась в пух и прах. Но никто не стал делать пошлых намеков, мол, не везет в картах, повезет в любви.
– Я провел такой хороший вечер, – сказал Яков Михайлович задумчиво, когда Диана вышла проводить его на лестничную площадку.
А она вдруг подумала, что в течение всего вечера ни разу не вспомнила о том, что на самом деле хладнокровно обрабатывает этого мужчину с целью женить его на себе.
Мила носилась по дому, собирая вещи. От волнения она постоянно что-то говорила неестественно высоким голосом, забывала повсюду стопки белья и платья, сердилась, искала, а потом забывала, что же именно она ищет.
– Мила, успокойся. – Розенберг подбирал вещи и ходил вслед за ней с ворохом одежды в руках. – Просто возьми денег и купишь все на новом месте.
– Сколько раз я должна повторять тебе, что Стас не хочет, чтобы мы жили на твои деньги? Господи, ну где же мой белый свитер? Там же дикий дубак, да, Яша? Нужно много теплых вещей?
– Не знаю, я там не был. – Розенберг выудил искомый свитер из охапки вещей и подал Миле.
– Ну вот, а я ищу, – мимоходом укорила она его и тут же бросила свитер на спинку кресла. – Эта спешка, я прямо теряюсь! То тянули, а теперь – приезжайте скорее, дорогой Чесноков, если не хотите, чтобы место ушло! Уж дали бы ему защититься…
– Ничего, прилетите на защиту, я билеты оплачу. И пусть он не выпендривается, должен же я сделать свадебный подарок. Хотя твой синьор Помидор и лишил меня возможности погулять на свадьбе.
Чесноков с Милой, не сказав никому ни слова, тихо зарегистрировали брак в районном загсе. Как они ни убеждали Розенберга, что торжественной регистрации пришлось бы ждать минимум полгода, а у них нет денег ни на торжества, ни на свадебные путешествия, тот злился.
«Жениться это не заслуга! – выговаривал он Чеснокову. – А вот воспитать дочь, вырастить ее красавицей и умницей и отдать хорошему человеку – это, скажу тебе, труд немаленький. Получается, я столько лет старался, и все зря! Первая свадьба в жизни человека – это праздник главным образом для его родителей!»
– Я боюсь, Максимов найдет способ зарубить Стасу диссертацию. Тем более научный руководитель не он, а Криворучко, старый профессор. Мало того что Стаса накажет, так еще заявит, что Криворучко не может даже аспиранта к защите подготовить, значит, он давно в маразме и пора на пенсию.
– Не бойся, дочь моя. Я возьму ситуацию под контроль.
– Уж не знаю, что ты сможешь сделать… Так где же мой свитер? – Мила посмотрела на свитер так, словно видела его впервые и не понимала, как же он оказался на кресле: – А, вот он где! Яша, так как же ты будешь жить?
Она неаккуратно запихнула свитер в распахнутый чемодан, сверху бросила джинсы и стеганые брюки, а потом, прижимая крышку коленом и сопя, пыталась застегнуть молнию.
– Как ты будешь один жить? – пыхтела она.
Розенберг молча отстранил ее, вывалил вещи на кровать и принялся аккуратно складывать заново.
– Яша, я так не могу! Ты же один чокнешься и, конечно, не станешь варить себе суп!
– Если чокнусь, то, конечно, не стану, – согласился Розенберг.
– Ты будешь есть одну пиццу!
– Почему одну? Много пицц! Одной мне не хватит продержаться до твоего возвращения.
Вещи прекрасно поместились, и молния закрылась без всяких усилий.
Мила удивленно посмотрела на чемодан.
– Яша, прошу тебя, женись! Человек не должен быть один. А главное, кто будет вести дом, когда я уеду?
Ухмыляясь, Розенберг обвел взглядом царящий вокруг кавардак. Похоже было, что в одежный шкаф попала бомба и вещи от взрывной волны разлетелись по всему дому.
– А как же Омар Хайам? Уж лучше голодать, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало.
– Я за всяких Омаров не отвечаю! И я же не говорю тебе жениться на ком попало! Найди хорошую девушку, да за тебя любая пойдет! Ты нестарый, симпатичный и богатый, что еще надо для счастья? И ты такой добрый, Яш! Господи, даже если ты выберешь себе в жены Мэрилин Монро с характером матери Терезы, ей все равно повезет больше, чем тебе!
– Так ты в итоге о ком заботишься? Обо мне или об этом гибриде? Хотя… – Розенберг вдруг задумался и, пользуясь нервной атмосферой сборов, сел на диван и закурил прямо в комнате. – Слушай, ты серьезно хочешь, чтоб я женился?
– Христом Богом клянусь! – Милка энергично перекрестилась.
– Не клянись… Но как же девочки? Вдруг они подумают, что я специально услал их в Англию, чтобы тусоваться тут с молодой женой? Скажут еще, что я променял их на постороннюю бабу.
– Тебя только это тревожит? Я могу слетать к ним и поговорить, хочешь? У нас еще неделя до отъезда, я вполне успею обернуться.
Розенберг попытался выпустить дым кольцом, но у него не получилось.
– Слетай, – вдруг решительно сказал он и встал с дивана. – Я поеду делать предложение, а ты пока закажи себе билет.
Диана ожидала от Розенберга всего, чего угодно, только не того, что он так скоро сделает предложение. Она знала, что обычно мужчины средних лет тянут до последнего, прикидывая так и эдак, держа в уме, а не найдут ли они себе чего-нибудь получше. Она настраивалась на долгий, вялый роман, на предложения сначала «встречаться», потом «просто пожить вместе, проверить, подходят ли они друг другу», и напряженно размышляла, как бы отклонить эти поползновения, не отпугнув при этом кавалера насовсем.
