А тут вдруг – бац! От скорости, с которой претворялись в жизнь ее планы, Диана растерялась.
Розенберг приехал без предупреждения и с серьезным лицом пригласил ее в ресторан. Диана по привычке стала отнекиваться, но он был необычно настойчив. Он пил кофе, сидя на диване, а Диана с мамой собирались за шкафом: мама отпарила юбку, сделала Диане высокую сложную прическу и заняла у соседки нераспечатанные колготки. Диане сначала не понравилось, что мама так суетится в присутствии Якова Михайловича, а потом она решила, что это даже хорошо. Он убедится, что поход в ресторан для Дианы значимое, редкое событие, а не работа под названием «подцепить мужика».
В машине Розенберг вручил ей большой букет белых роз, упругих и мясистых, так что Диана догадалась, что сегодня ее ждут сюрпризы. «Потащит в постель», – угрюмо решила она, скрывая мрачное лицо за цветами.
Но повернулось иначе.
Ресторан будто был создан по образцу аналогичного учреждения из старых советских фильмов про красивую жизнь: тяжелые шелковые занавески, приборы с треугольными парусами льняных салфеток, официанты в черных брюках, белых рубашках, с галстуками-бабочками. Диане здесь не нравилось, да и еда оказалась не слишком вкусной; впрочем, она сделала очень скромный заказ, желая продемонстрировать Розенбергу, что на его деньги не претендует. А он даже не заглянул в меню, попросил принести и ему то же самое.
Поэтому они довольно быстро закончили с обедом и теперь пили кофе в уютной нише пустого ресторанного зала. Она потянулась к своей чашке, но Розенберг мягко остановил ее руку.
– Послушайте, Диана, – серьезно сказал он, – выходите за меня замуж.
Диана планировала разыграть изумление, услышав от Розенберга эти вожделенные слова, но сейчас она была изумлена на самом деле. Играть не пришлось.
Она подумала: да может, ей просто послышалось? Или она неправильно поняла Розенберга? Ведь это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
– Итак, я хочу, чтобы вы стали моей женой, – повторил он.
Сомнения исчезли.
– Но это так неожиданно… – совершенно искренне пробормотала она.
– Знаете, я и сам не был уверен, что решусь, – улыбнулся Розенберг. – Не буду обманывать, я не влюблен в вас до безумия, но в моем возрасте такое уже вряд ли возможно. Моя жена умерла, а я очень любил ее, и мне уже никогда не полюбить снова так сильно…
Диана смотрела на него очень внимательно.
– А вы мне нравитесь, – он осторожно накрыл ее руку своей, – я уважаю вас и полагаю, что на многие жизненно важные вещи мы смотрим одинаково. Разве этого не достаточно?
– Для крепкого брака то, что вы назвали, гораздо важнее любви, – буркнула Диана.
Несмотря на то что ее мечта начинала сбываться, она испытывала ужасное разочарование. Как обидно было выслушать такое скучное, совсем не романтическое предложение! Но разве сама она думала о романтике, изобретая способы, как окрутить Розенберга? К тому же любовь проходит, как ее ни храни… Пусть бы он был влюблен в нее сейчас, все равно разлюбил бы рано или поздно да еще и злился бы на нее же за то, что она не вызывает в нем прежних эмоций… Нет, определенно так гораздо, гораздо лучше!..
Но она уже выбрала себе образ романтической дуры, значит, нужно ему соответствовать. Правда, непонятно как. Настоящая романтическая дура тут же сообщила бы Розенбергу, что «нет жизни без любви», зарыдала бы и умчалась прочь от него, прижимая к глазам белый кружевной платочек.
Ничего подобного Диана, разумеется, делать не собиралась. Она поймала себя на мысли, что ей хочется рассказать Розенбергу свой роман с Володей Стасовым – это объяснило бы ему, почему она внутренне готова к браку по расчету. Но это, конечно, было бы огромной глупостью. Самое губительное для отношений – когда женщина начинает плакаться мужчине в жилетку. Жалобы на жизнь, саги о перенесенных страданиях и обидах отвадят мужика даже эффективнее, чем преждевременное знакомство с родителями и навязчивые попытки затащить его в загс.
Но что же делать? Если она согласится, Розенберг сразу поймет, что при всей своей напускной скромности и бескорыстности на самом деле она готова банально продаться ему за деньги. Ежику понятно, куда был бы послан тот же травматолог Мишка Демченко, выдай он ей подобный текстик в качестве брачного предложения. Ну а если она, не выходя из образа, откажет? Да, она-то откажет, но Розенберг тут же найдет себе другую женщину.
– Я жду вашего ответа, Диана. Вы согласны? Не томите.
– Согласна, – смущенно улыбнулась она. – Только знаете, я не уверена даже, что хотя бы просто нравлюсь вам…
Для завершения образа Диана стала теребить край скатерти. Главное, отвлечь Розенберга, чтобы он не сообразил, почему это она, раз уж такая хорошая, выходит замуж без любви.
– Вы мне очень нравитесь.
Эту фразу можно произнести по-разному, в зависимости от интонации она может прозвучать, как настоящее объяснение в любви. Розенберг сказал ее чисто по-деловому, словно констатируя факт.
– Но мы даже ни разу не поцеловались…
– Ах это! – засмеялся он, отпустил Дианину руку и принялся набивать трубку. – Но чего стоит искра страсти, если между нами и так горит ровный теплый огонь взаимопонимания? Впрочем, вы молодая, вам это все, конечно, нужно…
– Я ничего не требую! – обиделась Диана. – Но если муж не испытывает к жене определенных чувств… – «Тогда что?» – лихорадочно соображала она, запутавшись в своих рассуждениях. – Ну, вы понимаете…
К счастью, Розенберг пришел к ней на помощь.
– Если вы имеете в виду физическую сторону отношений, то уверяю вас, никаких проблем в этом смысле я не испытываю. А уж когда я лежал у вас в реанимации и наблюдал, как вы вытираете пол под соседней койкой… – Он подмигнул Диане, но потом опомнился, опустил глаза… и все же расхохотался. – Хотите, в доказательство своей заинтересованности прочту стихотворение, которое я про вас написал?
Диана посмотрела на него в нерешительности.
– Оно, конечно, пошловато… Но ведь я написал его будущей жене, правда? – Не дожидаясь ответа, он начал декламировать:
– Диана! Твой волшебный зад,
как солнца диск под облаками,
потрогать бы его руками,
но обожгусь, рука – назад!
Когда ты наклоняешь стан,
Чтоб чисто вымыть под кроватью,
Зад просится в мои объятья,
Но воли я рукам не дам!..
Дальше последовали столь же изысканные подробности про спину, которую автор еще «не изучил».
Диана не знала, как реагировать. Обратить все в шутку? Но вдруг Розенберг обидится? Восхищаться его поэтическим талантом? Она не видела себя в зеркале, но была уверена, что покраснела.
– Неважнецкая я какая-то муза, – пробормотала она, когда автор наконец перестал декламировать.
