Хоть намекни.
— Все как у всех, Любань. Встретила турка. Он попросил денег, чтобы вызволить свое многомиллионное наследство, а когда понял, что я нищебродка, бросил меня. Печаль. Так и живу… на каплях корвалола, — дурачилась Катя.
Отпахав до девяти вечера, Егорова попрощалась с девочками и вышла на улицу. Духота. На море все же лучше переносилась жара.
— Катюш, привет, — поднявшись с лавочки, к ней шагнул Митя.
— Ну что тебе еще надо? — простонала Егорова и, не задерживаясь, поспешила на остановку.
Со дня ее приезда бывший приходил каждый день. То поговорить, то просто рядом побыть. Что за странности?! Вроде все выяснили, Катя четко дала понять, что возврата к прошлому не будет, а он все равно ходил как привязанный.
“Лучше бы другой так ходил”, — шумно выдохнула Егорова.
— Слушай, а давай погуляем, в кафе завалим? По-дружески… — не отставал парень.
— Мить, пригласи кого-нибудь другого. У тебя наверняка в контактах куча бывших, — отмахнулась она.
— Катюш, ну не будь злюкой, а? Давай попробуем. Я все понял и осознал. Дурак был…
Митя перегородил ей дорогу, хватая за плечи. Катя поморщилась от чужих рук на своем теле и попыталась отойти. Однако, ничего не вышло. Бывший обезумел: заграбастал в лапы, прижал к себе, целовал в щеки, пытаясь добраться до губ. Егорова уперлась ладонями в его грудь, мотая головой в стороны.
— Охренел, что ли, Митя! А ну, пусти меня, идиот!
— Катюшка, я с тобой быть хочу. Прости мне гулянки. Больше никогда не повториться. Я тебя на руках носить буду. Цветы дарить…
— Ты мне еще тапочки в зубах носи, ага… А ну-ка, пу-у-усти! — кряхтела Катя.
Сил и так после смены не осталось, а тут еще бугай со своими нелепыми заявлениями.
— Кать, ну брось ломаться, а? Че ты хочешь? Скажи? — не переставал он ее слюнявить.
— Хочу чтобы отстал! Мить, пусти сейчас же!
— Ну хочешь, мы завтра пойдем и поженимся, Кать? Хочешь? Я готов!
“Господибоже! Да он спятил!” — ужаснулась Егорова, мысленно переплюнув трижды через левое плечо и покрутившись. Как учили в детстве.
— Я другого люблю, Мить. Говорила же, — попыталась снова достучаться до ненормального. — Я беременна от него. Понимаешь? Готов чужого ребенка воспитывать?
Ну вот и сказала вслух. Неделю Катя не могла поверить в свою “удачу”. Отпуск в Турции не прошел бесследно. Подозрения закрались, когда стало полоскать каждое утро. Мама тогда ей так и сказала:
— Ты, случаем, гнома в пузе не привезла?
Почему именно гнома, Егорова не поняла, а когда дошел общий смысл, то руки било мелкой дрожью. Естественно, купила тест и… вуа-ля! две, мать их, полоски.
“Вот тебе и “прости Туция”... Судьбоносная опечатка”, — поджав губы, кивнула сама себе Катюха.
— Я готов, а че не воспитать, — как-то подбодрился Митя. — Отец не тот, кто заделал, — а тот, кто воспитал. А я буду хорошим папашей…
— Ты будешь трупом, если не уберешь от нее руки, — раздалось позади Егоровой, и ноги в момент ослабели.
Егорова напряглась всем телом, по коже пробежались мурашки, а в солнечном сплетении потянуло. Сладко до невозможности. Знакомый тембр разлился по венам и захотелось плакать и… смеяться.
Соколов. Собственной персоной.
— Че-е-е? — протянул Митя, ослабляя хватку.
Катюха недолго думая, вырвалась и бросилась на остановку. Не оглядываясь. Словно за спиной находился самый страшный кошмар.
“Только не поворачивайся… Не поворачивайся”, — твердила она себе.
— Мамба, — выдохнул ей у уха Эдик, обнимая со спины. — Как же я соскучился, маленькая моя…
Это была настоящая пытка. Любить до безумия человека и знать, что должна уйти. Обязана оттолкнуть. Не оставить шанса прежде всего себе.
— Соколов, убери руки, — прошептала Егорова, дыша загнанно, прерывисто.
— Хотел убить тебя, но не могу. Ты рядом и схожу с ума. Кать, что ты со мной сделала? — он целовал ее в шею, а теплые ладони гладили ее живот. — Значит ждем ребенка, мамба?
— Сдурел? — вот тут Егорова до чертиков перепугалась. Как-то не подумала, что он слышал разговор. — Я просто сказала, чтобы Митька отстал.
— Значит, будем над этим работать дальше, — Эдик все сильнее прижимал ее к себе.
Стояк отчетливо упирался Егоровой в поясницу. Горячий, блин… Самое то после трудового дня. Как грелка.
“У тебя чердак сорвало, Егорова”, — мысленно чертыхнулась Катя.
Решив быть сильной, она развернулась к Соколову и чуть не застонала от обиды. Все такой же потрясающе красивый, статный, породистый. Современный офисный стиль придавал ему дополнительного лоска и брутальности.
“Чтоб тебя, Эдичка!” — чертыхнулась Катя.
Однако на деле она произнесла более-менее ровным тоном:
— Зачем ты здесь?
— Приехал за тобой.
— Шутка такая, Соколов? — хмыкнула Егорова. — Считай, оценила. Я тороплюсь. Так что, — убирая от себя желанные руки, она сделала шаг назад. — Удачи, Эдич-ка!
Развернулась и рванула к автобусу, стараясь скрыть предательские слезы, катившиеся по щекам.
— Мамба, — красавчик снова поймал и развернул к себе, пытливо вглядываясь в лицо. — Что происходит? Кать, скажи мне.
— Оставь меня в покое, Соколов. Прошу, — всхлипывала она, еле сдерживая желание уткнуться в него, укутаться его силой и теплом.
— Исключено, мамба, — и он сделал ровно то, чего она хотела…
Прижал к себе крепко. Держал бережно, поглаживая затылок и спину. Позволял ей скулить на своей груди и целовал в висок и макушку.
— Что происходит, Кать? Маленькая моя, расскажи. Что-то дома произошло? Почему ты уехала? Почему не отвечала на звонки и сообщения?
Катя, собрав последние силы, отодвинулась от него и подняла голову, смахивая резкими движениями слезы.
— А зачем, Эдик? Я видела ее… к чему весь этот спектакль? У нее что, критические дни? Тебе потрахаться не с кем и ты вспомнил обо мне? — ее колотило от обиды, злости и непреодолимого желания быть рядом с Соколовым.
— Подожди-подожди, — вскинул он руку. — Кого…”ее”?
— Твою девушку, буржуй. Темноволосую красавицу, которая открыла мне двери после ваших… ваших… — она сжала кулаки, не способная произнести продолжение. Больно. Очень.
— Ты с ума сошла, мамба? — озадаченно глядел на нее Эд. — То есть ты… — он шумно вдохнул и осмотрелся по сторонам, делая паузу. Видимо, чтобы успокоиться.
