момент Адиль появляется на горизонте. В шикарном прикиде, который он надел на день рождения, и с мокрой, какого-то черта, головой, выглядит он, мягко говоря, странно. Хорошо, что я додумалась захватить ему одежду на смену.
– Здравствуйте, – чернеет лицом, завидев профессора. – Что-то случилось? Свете хуже?
– Да что ж вы все каркаете? Хуже-хуже! – фыркает тот. – Нормально все с вашей женой. А вот вы, если продолжите в том же духе, загнетесь. Так что быстро все по домам. Отоспитесь как следует. Маша, кажется? – ловит пробегающую медсестру.
– Все верно, Александр Николаевич.
– К Ким до завтра никого не пускать. Этих – тоже. Особенно этих.
– А мы и не пускаем, – пугается медсестричка.
– И в коридор. Нечего им здесь сидеть. У нас, вообще-то, карантинные меры. Все-все, на выход.
– Я не могу, доктор. Она же…
– Ей обеспечен самый лучший уход, можете поверить моему слову. А вы поберегите себя на будущее. На этапе реабилитации силы вам ой как понадобятся.
Адиль бросает на меня неуверенный взгляд. На самом деле я благодарна Дымову. Меня брат даже слушать не стал. Уперся рогом, и все – я здесь буду, присмотри, систер, за малышней. А что за ними присматривать? Одному – двадцать один. Другому – семнадцать.
– Александр Николаевич…
– Ну чего еще?
– Может, я могу все-таки как-то отблагодарить бригаду? Вдруг в отделение что-то надо? Как-то нехорошо получается. Мне же сказали, что вы и не должны были, а…
– Давайте сойдемся на том, что об услуге меня попросил человек, которому я не смог отказать. И закроем тему.
Ну вот, он опять хмурится. Я киваю, косясь на Адиля. Кто его попросил? А главное, когда успел? Никто знать не знал, что случилось. Я даже Молотову так и не решилась позвонить. Или правильней сказать: не успела?
– Ты чего-нибудь понимаешь? – спрашивает Адиль.
– Не-а. Башка вообще, если честно, не варит.
– Знаешь, я все-таки тут останусь.
– Нет, Адиль. Не дури. На тебя уже смотреть страшно. Поедем, Александр Николаевич прав. Тебе нужно отдохнуть.
– А сама-то!
– Я отдохну тоже. Поедем.
И снова я за рулем. Пробок нет, доезжаем быстро. В квартире брата пахнет едой. Теща расстаралась с ужином.
– Как мама? – выскакивает нам навстречу Руслан. За ним возвышается Сашка.
– С вашей мамой все хорошо. Вы-то сами как, м-м-м?
– Да ничего. Держимся.
– Мои мужчинки, – тискаю племянников. Обожаю их!
– Не загоняйтесь, ага? Профессор сказал, что ваша мама умничка. Вот-вот пойдет на поправку. Вот уж кто не будет врать.
– Я его гуглил. Этого вашего профессора. Бабуля попросила. Да и самому было интересно, – хмурится Сашка, накладывая в тарелку пюре и тефтели. В глубине квартиры шумит вода – Адиль пошел в душ. Его теща Елизавета Петровна суетится, заваривая чай. Вообще они с мужем живут отдельно, но в такой момент было решено, что лучше держаться вместе. Так как-то спокойней.
– И что нагуглил?
– Что он пипец какой крутой, – пожимает плечами Саня и протягивает мне тарелку: – Ешь!
Аромат еды щекочет ноздри. Господи, как я проголодалась! Ничего не ела со вчерашнего вечера. М-м-м.
– Отца тоже нужно покормить. Что-то он долго возится.
– Я гляну, – вскакивает Елизавета Петровна. Я угукаю с набитым ртом.
– Сам-то ел, Саш?
– Не хочется. С мамой точно все хорошо?
– Хорошего мало. Но жить будет. Будет ходить. Зачем бы я стала тебе врать?
– Ну, вы ж не говорите, как это произошло.
– Да как-как! Случайно. Она сама вылетела на дорогу.
– Адиль уснул, – шепчет Елизавета Петровна, возвращаясь в комнату.
– Неудивительно. Он от Светы не отходил.
Женщина шмыгает носом. Чувствую, что-то неприятное у нее на языке вертится. Они же с мужем в курсе похождений Адиля. И не очень-то его любят.
– Не братец ли твой часом виноват в том, что случилось?
– Что за чушь?! – возмущаюсь я. Пацаны переглядываются. – Как вы себе это представляете?
– Не знаю, – прячет лицо в ладонях Елизавета Петровна. – Ничего не знаю. Как вообще такое произошло? Почему?! Горе какое… А если Светочка не встанет? Как мы?
Все же в своем горе люди жуткие эгоисты. Как мы, да? Как мы… А как она? Как Адиль? Или, допустим, их дети?
– Почему не встанет? С ее позвоночником все в порядке. Нога сломана, да. Но это дело поправимое. Спасибо, что накормили. Поеду-ка я домой, а то глаза закрываются.
– Давай тебя подкину? – предлагает Санька.
– А вернешься как?
– У тебя переночую. – И смотрит с таким намеком. Вероятно, бабуля и его здорово достала. Я демонстративно широко зеваю.
– Валяй. Права только не забудь взять. Рус, а хочешь с нами?
– Не. Кому-то за батей надо приглянуть. Чет он скис.
– Устал просто. Вообще на этот счет не переживай, хорошо? – внимательно вглядываюсь в глаза младшего.
– Пиздец вы день рождения отметили. – Закатывает глаза. Гашу в себе желание его одернуть за мат, потому что лучше тут и не скажешь. Этот день мы будем точно вспоминать еще очень долго.
– Ничего. Все наладится, – целую Руслана в щеку. Дико несправедливо, что мне приходится вставать на цыпочки, чтобы поцеловать племянника! Ему всего семнадцать, а он уже выше меня на голову. Интересно, а в каком бы возрасте меня перегнал собственный сын? Молотов высок. Если бы он пошел в него, то… Усилием воли ловлю устремившиеся куда-то не туда мысли. А они вырываются. И всю дорогу домой я думаю лишь о том, что если бы на месте Светки оказалась я, если бы все сложилось печальнее, и я бы померла в той подворотне, от меня вообще ничего бы не осталось. Ни-че-го. Если только воспоминания… Но со временем и они бы стерлись.
– Батя правда ни при чем?
– Я тебя умоляю, – закатываю глаза. Санька задумчиво кивает.
– Я просто никогда его таким не видел.
– Думаешь, на него давит вина?
– Не знаю, что думать. Потому и спрашиваю.
– Он ее любит, Сань. Кажется мне, твой отец и сам не очень понимал, как он ее любит.
– Теперь понял?
– Ага.
