кукиш у своего носа.
— Держать нас тут всех в заложниках! Всё! Баста! Свободу попугаям… Никитка, тащи сюда шкаф… А тот баул с тряпьём оставь на потом. Сначала нужно погрузить громоздкое и тяжёлое. Шкафы, там, диван. Армен, миленький, а это сюда, под стенку пока поставь.
— Ты что, продаёшь комнату? — напрягаюсь я.
— А до тебя только дошло, да?! — глумливо замечает Дашка. — И я продала, и Армен продаёт. И все-все. Вот у тебя житуха-то будет!
— В каком это смысле — все-все?
— В самом прямом. Ты у наших поспрашивай. Пусть тебе расскажут. А мне некогда! У меня у грузчиков почасовая оплата. Никитка, осторожнее, поцарапаешь же!
Холодея от ужаса, я протискиваюсь мимо расставленной мебели. Гляжу на Армена — тот виновато отводит взгляд.
— Только не говори, что ты тоже переезжаешь.
Нет, не верю. Только не влюблённый в меня Армен! Я ведь была уверена, что хоть он никуда не денется, покуда я тут.
— А ты скажи, скажи ей, Арменчик! — подстрекает соседа Дашка.
— Я расширяюсь. Мне деньги нужны на новый киоск.
Моё сердце опускается в пятки.
— Понятно. А где ж ты будешь жить? На съём пойдешь?
— Со мной будет жить! Нам в складчину побольше квартиру дали. Евротрёшку! Плюс ещё доплата на киоск. Очень всё удачно, правда, милый?
Дашка собственнически касается руки соседа, демонстрируя мне свои вновь обретённые права на него. Не то чтобы я не понимала, что она спит и видит, как бы прибрать Армена к рукам… Но то, что он в конце концов поддался — довольно неожиданно. Я рассеянно киваю. А что? Может, у них всё и срастется. Дашка-то неплохая на самом деле. И Армену она подходит намного лучше. Думаю, он и сам это в какой-то момент понял, раз всё у них, в конечном счёте, сложилось.
— Рада за вас.
Впрочем, моя радость за соседей омрачается мыслью о будущем. Казак не дурак. Он не станет выкупать квартиры, не надеясь заполучить их все. А значит… значит, он ни перед чем не остановится, чтобы меня выжить. Я иду к себе, захлопываю дверь и, в ужасе схватившись за голову, сползаю на пол.
Нелли
Я лежу в кровати, сделав холодный компресс, и стараюсь ни о чём не думать, когда в глубине квартиры раздаётся стук в дверь. Чертыхаюсь под нос и встаю, стараясь не делать никаких резких движений: каждое движение — мука. Прохладный паркетный пол холодит ступни. Тянусь за шёлковым халатиком, который освежает в жару. Вообще я старалась не выходить из своей квартирки неприбранной, чтобы не мелькать в таком виде перед соседями, но когда ты живёшь в коммуналке, это довольно сложно. Так что видели меня и в халате. Поди, и теперь никого не шокирую. Переодеться я сейчас точно не в силах.
— Серафима Аркадьевна? Что-то случилось?
— Да вот… — Симочка с опаской оборачивается, — мне нужна твоя помощь, Неллечка. Не хочешь чайку? Я вергунов напекла. С творогом. Посидим, поболтаем…
Ах, вон чего подсолнечным маслом на весь коридор воняет!
— Я не очень хорошо себя чувствую, — тру виски. Симочка округляет губы.
— О! — только и говорит она. — Ладно. Извини. Я, наверное, не вовремя.
Чувствую себя распоследней грубиянкой.
— Да нет. Проходите, что вы…
— Точно? — Симочка глядит на меня с сомнением, я киваю. В голове тут же будто что-то взрывается, но вместо вспышек света, которые закономерны при взрыве, в глазах, напротив, темнеет. — Тогда лучше ко мне пойдём, — доносится до меня голос соседки, будто сквозь вату. — Я уже накрыла. К тому же… в общем, увидишь!
— Я только переоденусь…
Симочке и в голову не приходит, что я могу пойти в чём есть. Если я себя лишь в мечтах порой представляю аристократкой, то Серафима Аркадьевна — аристократка всамделишняя. Есть в ней то, чего в современных людях уже не увидишь, какое-то совершенно изжитое достоинство, которое даже бедность сломить не смогла… И я, чёрт его дери, не могу поверить, что она согласна переехать в какую-то конуру! Пусть это и нелогично, ведь жизнь в коммуналке тоже мало соответствует Симочкиному аристократичному образу.
Натягиваю джинсы, свободную футболку и иду к Симочке. Коротко стучусь.
— Открыто!
В гостях у Симы я бывала, пожалуй, чаще, чем у всех других соседей вместе взятых. Во-первых, потому что Сима была занятной собеседницей, я всегда в её обществе узнавала для себя что-то новое, во-вторых, она, как и я, тяготела к антиквариату. А может, у неё просто не было лишних денег купить что-то новое. В любом случае, в её комнату можно было ходить, как в музей. Интересно, она собирается перевозить этот диван?.. Эту этажерку, кровать с резными деревянными столбиками?..
Толкаю дверь, захожу и с удивлением обозреваю разложенные то тут, то там вещи. На антикварном столике из дерева карельской березы, как и обещано, стоит поднос с антикварным же чайничком и расписными чашками на блюдцах, розетка с абрикосовым вареньем, которое Симочка варит как-то хитро, с ядрышками из косточек, и блюдо с вергунами. Вдруг понимаю, что действительно голодна. Накинуться на угощение не позволяет лишь чувство такта, которое в обществе Симочки обостряется просто донельзя.
— Присаживайся. Чайку?
— Да. Пожалуйста…
Симочка принимается разливать чай. Наверное, его она тоже сама собирала. Потому как пахнет травами: чабрецом, липой и ещё чем-то свежим… В общем, не магазинным. Я беру вергун. Откусываю, тайком разглядывая разложенное в хаотичном порядке тряпьё. Надо бы спросить — они что, тоже переезжают? Но мне так страшно услышать ответ, что язык не поворачивается.
— Вкусно…
— Спасибо! Нелли…
— М-м-м?
— Ты, наверное, слышала, что Василий Александрович сделал мне предложение.
С трудом сглатываю.
— Да…
— Завтра у нас роспись. Глупость, конечно, в таком-то возрасте…
— Почему сразу глупость? Это, наоборот, очень… трогательно.
— Правда? А я всё думаю, уж не зря ли мы это затеяли. Вон… платья достала, а выбрать ничего не могу. Кажется, что ни надень — буду выглядеть глупо. Ну, какая невеста в семьдесят лет? Может, ты мне чего подскажешь?
— Я? — не могу скрыть изумления. Ну, ещё бы! У Симы абсолютно безупречный вкус, который либо есть, либо нет. Его не воспитаешь. В этом смысле мне иногда даже кажется, что я ей проигрываю…
— Да! Ты
