к смерти, мать добавила:
– Что-то она молола про иск за неоказание помощи. Мол, ты должна была помочь ребёнку, а вместо этого полностью сосредоточилась на Маттео.
Каролина не призналась Иве, как именно звучали те слова из уст Софии, а были они из ряда вон гадкими. София прошлась и по умственным способностям Ивы, и по нравственным качествам, в оскорблениях не скупилась, но главное, виновницей детской смерти считала именно Иву, а никак не водителя грузовика, по вине которого и случилась та авария.
– Не бери в голову слова этой дуры, дочка. Неблагодарная она. Ты ей мужа с того света, считай, вытащила, заделают ещё детей, бог даст. Но я бы на его месте бежала от неё, куда глаза глядят, такая мегера и во сне не приснится. И как только мужики живут с такими? Обидно, что хорошие девочки без пары остаются, а самые видные парни достаются таким вот стервозинам. И кто счастлив в итоге? Вон, обкололи всего успокоительными, отключился теперь. А когда проснётся, ещё вколют.
Ещё с минуту помолчав, Каролина вдруг спросила:
– А помнишь, как она к тебе в подруги всё набивалась? Наглая такая, своей матери врала, будто бы я её приглашала…
– Помню.
– А как я говорила тебе, что она нехорошая девчонка, и чтобы ты с ней не водилась?
– Помню.
– Да ты и сама не стремилась сближаться, вообще-то. И ни с кем, вообще, кроме него… – и ещё раз вздохнув, Каролина добавила, – соседа нашего. А знаешь, мне Шанель очень не хватает. Душевная была женщина, шармовая. Жаль, что мы с ней никогда не были настоящими подругами, только соседками. Думаю, причина была во мне, а не в ней – это я держала её на расстоянии. Мне всё казалось, кто я, и кто она? Они ведь с её доходами могли переехать куда получше, а оставались почему-то здесь. Знаешь, как она говорила: «Это место – лучшее для Маттео, и потом, я никогда не посмею увезти его от Ивы». Вы же были не разлей вода лет с семи, помнишь? И кажется, до двенадцати где-то. А потом, как средняя школа началась, всё как-то у вас и закончилось. Она часто об этом сокрушалась. Знаешь, мне кажется, она мечтала когда-нибудь увидеть тебя своей невесткой.
– Не знаю, – коротко ответила Ива.
А про себя подумала: «Она, а не он».
Этот день у Ивы явно не задался. После обеда у неё была назначена встреча, на которую она ехала с гулко бьющимся сердцем – так может ожидать встречи только ребёнок, впервые выезжающий к морю. А Ива ехала к своему гинекологу.
– Что ж… хорошо. Давай попробуем ещё раз. Третий – пусть он будет победным, бог ведь любит троицу, так говорят.
Ива согласно кивнула, хотя ничего подобного она прежде не слышала. Впрочем, ей было всё равно, какие присказки Жозефины будут сопровождать её гинекологическое одобрение третьей подсадки.
– Знаешь, Ива, я вот тут вспомнила тебя до… этой болезни. Сколько тебе тогда было, я не помню, но в то время ты выглядела только-только созревшим персиком, румяным таким, сладким. Твоим овуляциям позавидовали бы даже мои, прости господи. Казалось, мужик чихнёт рядом с тобой, и ты забеременеешь, но ты и слышать ничего не хотела. А теперь…
Жозефина не стала произносить вслух, что же именно, по её мнению, было не в порядке с Ивой «теперь». Собственно, этого и не требовалось – и пациентка, и врач хорошо знали, о чём речь.
– Тогда я была молодой, наивной и свято верящей, что дети должны рождаться от любви, а она обязательно нагрянет, надо только подождать.
У Жозефины даже глаза округлились от количества слов, принесённых Ивой за один раз. Такая откровенность для её давней пациентки – нонсенс. Пожалуй, столько же слов она произнесла за время всего их многолетнего знакомства, с тех самых пор, как Ива впервые пришла к ней на консультацию в пятнадцать лет.
Да что там говорить, даже Ива так самой себе удивилась, что вытянулась, как струна, и плотнее сжала губы.
Однако не тут-то было: у Жозефины теперь азартно засверкали глаза – жертва попала в сети, и теперь её нужно технично расчленить.
– Господи, – тут же протянула она, – кто бы знал, как же мне не хватает Шанель! А может, оно и к лучшему, что моя дражайшая подруга не дожила до этих дней, когда её ненаглядный сын весь покалечен и лежит в интенсивной терапии и никто не знает, встанет ли он снова на ноги…
– Встанет. Позвоночник не повреждён.
Жозефина покачала головой:
– Никто не может обещать этого наверняка. Врачи не боги, нам ли с тобой не знать?
Этот неуклюжий намёк на бесплодие Ивы и на все её неудачи с ЭКО заставил её только сильнее сжать зубы.
– Вы ведь дружили с Маттео в школе? Шанель, кажется, упоминала об этом и не раз…
– Дружили наши матери, а мы, скорее, пересекались.
– Ну не знаю… – улыбнулась Жозефина. – Все уверены, что у вас случился роман…
– Кто «все»?
– Люди, Ива. Люди, которые живут в этом городе, кто встречает тебя на улицах, кто привозит к тебе своих животных, и кто приходит ко мне на осмотры. Жизнь в небольшом городе всегда имеет некоторые «бонусы». Ты ведь спасла ему жизнь, и, если верить некоторым слухам, далось это спасение тебе нелегко, и ты сама сильно рисковала…
Длинная пауза явно намекала на то, что от Ивы теперь ждут комментариев.
– Нет, у меня и Маттео никогда не было романа. Да, мне пришлось пойти на некоторые шаги, чтобы вовремя доставить его в больницу. Мы закончили с бумагами? Мне нужно будет принимать гормоны? Вы дадите рецепт? Когда я смогу пройти процедуру?
Выходя из клиники, у Ивы не получилось тихо закрыть дверь.
А события в мире, тем временем, набирали обороты. Вечером мать позвонила Иве с новостью:
– Её мамаша сегодня подошла ко мне и поставила в известность, что её дочь уходит от Мэтта. Софию, похоже, сегодня выписали.
– Рада за неё.
– Что значит, рада? Ива, мы должны что-то сделать.
– В каком смысле? Не понимаю, о чём ты.
– В том смысле, что мы должны быть там, когда они станут вывозить его вещи!
У Ивы чуть глаза не выпали от возмущения.
– Мы? Там? С какой стати? Они женаты и сами
