из сумрака. — Тогда у нас, поверьте, очень разные представления о счастье.
— Вряд ли я смогу адекватно сравнивать. Мне о ваших привязанностях ничего не известно.
— Егор боится, что его вам недостаточно. Он повёл себя как ублюдок, вне всяких сомнений. Но как глупый ублюдок. Запутавшийся.
— Н-недостаточно?.. Я не понимаю, о чём вы говорите.
— Успех и известность на пользу ему не идут. Он проваливает испытание медными трубами. Он начинает делать ошибки. И эти ошибки скатываются в громадный снежный ком, который несётся с горы. А Егор усиленно его подгоняет, потому что его жалят комплексы. Он в себе не уверен. И поэтому не уверен в вас. Видимо, искренне не понимает, за что его можно любить, кроме его достижений.
— Вы… пытаетесь его оправдать?
— Я пытаюсь понять, как вы всё это видите. И видите ли вы эту картину всю, целиком. А ещё… я понимаю, что сам никогда всей картины не видел.
Недостаточно.
Это слово наконец-то врезалось в меня со всей силы.
— Подождите… вы… вы и он… вы хотите сказать, я за него выходила по меркантильным соображениям?
Внутри будто зашевелился змеиный клубок. И эти змеи принялись меня жалить.
— То, что я хотел сказать, Нина, я сказал. Я ничего не утверждал. Я потому и задал вопрос.
А мне вдруг вспомнился наш с Егором последний разговор перед отъездом. Он ведь говорил что-то такое. Не прямо, но намекал.
— Так вы… вы тоже пытаетесь меня разгадать? — я поёжилась. — пытаетесь измерить уровень моей скорби? От одного до десяти?
— Хм… надо же, какие у вас странные выводы, — в голосе Муратова звучало неподдельное удивление, но ни следа попыток оправдаться. — Думаю, вам почти в одинаковой мере было бы больно терять мужа. И если вы вышли за него по любви, и если вышли за него из-за денег. И там, и там, как ни крути, большая потеря.
— Да как вы… — мои руки сжались в кулаки, — как вы после всего этого можете…
Я вскочила с дивана и, наплевав на темноту, метнулась в сторону выхода.
Но не успела и пяти шагов сделать.
Муратов-старший — непостижимо бесшумный — ухватил меня за руку и одним умелым движением привлёк к себе.
— Как некрасиво, Нина Евгеньевна, обвинять меня чёрт знает в чём, а потом пытаться сбежать, — его внезапно охрипший голос зазвучал у меня над виском. — Сожалею. Но отпускать вас посреди разговора я не намерен.
— Как некрасиво, Нина Евгеньевна, обвинять меня чёрт знает в чём, а потом пытаться сбежать, — Алекс склонился к её виску. — Сожалею. Но отпускать вас посреди разговора я не намерен.
Зачем он это делал?
Он ведь не собирался ни пугать её, ни выговаривать ей, ни уж тем более винить за случившееся.
И он уж точно не собирался распускать руки.
Но она собиралась сбежать.
А он не готов был прерывать разговор.
К тому же его это бесило.
Всё это.
Приезд Егора и его наглой шлюшки, бредовые оправдания брата, полуобморочное состояние Нины и его собственная слепота во всей этой ситуации. Его привычка верить Егору исключительно потому, что их связывало кровное родство и младший брат привык с ним откровенничать.
Но стоило честно признаться себе самому — до некоторых пор его эта слепота устраивала.
Устраивала ровно с того момента, как он увидел её в этом чёртовом подвенечном платье.
С тех пор ничего не замечать было легче и проще.
— Отпустите меня, — прошептала она, и он услышал в её голосе слёзы. — Отпустите, пожалуйста. Я… очень устала, Александр. Я н-не понимаю…
— Нина, почему мы с вами никогда не общались?
Она замерла, очевидно, растерявшись от его вопроса. Он и сам удивился, что эти слова слетели с его языка.
— П-почему?.. Вы у меня это спрашиваете?
На все двести процентов заслуженный упрёк.
— Вы никогда не стремились наладить со мной диалог, — он пытался отвлечься от мыслей о том, что его пальцы почти касаются её кожи под задравшимся свитером. — Очевидно, вас совершено не волновало, что я о вас думаю.
— Вы пытаетесь переложить вину на меня?..
— Вы очень плохо меня знаете, если так думаете. Я пытаюсь разобраться в нашей непростой ситуации.
— Вы думаете, она настолько сложна, чтобы в ней разбираться?
Она говорила с лёгким придыханием, и Алекс гадал, чем оно вызвано. Испугом, оттого что он позволил себе неслыханную вольность и по-прежнему её не отпустил, или волнением? Волнением, которое необязательно могло быть спровоцировано одним лишь испугом.
— Если бы вы задали этот вопрос примерно неделю назад, я бы ответил, что определённо не стоит. Но после событий последних дней и этого безобразного балагана сегодня всё выглядит сильно иначе.
— Иначе, чем?..
— Чем то, как я всё себе представлял.
— Вот как… — тихо отозвалась она. — Значит, я не ошибалась. Вы, конечно, нарисовали себе некий образ. Вы ведь меня тоже не знаете. Вы меня себе вообразили.
Если бы Нина Евгеньевна когда-нибудь вдруг узнала, что именно он порой себе воображал. Что ему снилось, когда это самое воображение он не в состоянии был контролировать… Может, она никогда бы с ним больше и не заговорила.
— Я не собираюсь оправдывать свою близорукость. Так сложилось, что мне проще было положиться на…
Он осёкся, слишком поздно сообразив, что не стоило именно так это всё объяснять. Он не собирался обсуждать с ней своего младшего брата. Пусть даже он ни на букву не погрешил бы против истины — Егор действительно сделал всё, чтобы убедить его в правдоподобности картинки, которую рисовал.
— Можете не продолжать, — в голосе Нины засквозила плохо прикрытая горечь. — Нну вот вам и ответ на ваш вопрос. Зачем бы мне было с вами общаться? Думаете я из тех, кто целенаправленно ищет чужого одобрения?
— Я ничего больше не думаю. Но мне хотелось бы поправить картину в своей голове.
— Для чего? Для чего вам вдруг понадобилось поправлять эту картину? — она шевельнулась в его руках, кажется, тряхнув головой. Но сказать наверняка было сложно — тут, в нескольких шагах от мерцавших на журнальном столике свечей, почти ничего не было видно.
— Установить истину, — уклонился он от прямого ответа.
— И с каких пор она вам понадобилась? — в её голос вкралась обида. — До сих пор я получала от вас в лучшем случае «шпильки». Вы, кажется, ясно дали понять, что как человек я вам совершенно неинтересна. Думаю, в чём-то вас даже искренне не устраивал наш с Егором брак. Но это тоже не новость. Многие из его окружения считают наше
