себе стаканчик на ночь, отправлюсь в свою комнату и почитаю свою увлекательную книгу. — Она подмигнула. — Почему бы тебе не показать Лео остальную часть дома?
Фелисити повернулась ко мне.
— Хочешь экскурсию?
— С удовольствием, — сказала я, допивая вино.
Затем она провела меня по всем комнатам первого этажа, среди которых была впечатляющая библиотека со встроенными полками и богато декорированным деревянным столом.
Я не собирался просить ее показать мне свою спальню, но когда она стала подниматься по лестнице, я последовал за ней.
Мы миновали комнату миссис Анджелини и продолжили путь по коридору, пока не дошли до конца. Фелисити открыла дверь и пригласила меня войти. Я был рад, что она доверяет мне настолько, что привела в свою спальню. Я собирался вести себя сегодня как можно лучше, но она не могла этого знать, особенно после того, как я сегодня набросился на нее на парковке.
Комната Фелисити оказалась гораздо более женственной, чем я мог себе представить, — не то чтобы она не была женственной, но она никогда не была похожа на девочку-девочку. Я был удивлен, обнаружив, что помещение оформлено в пастельных тонах.
— Итак, это моя комната. Я ничего не меняла здесь уже много лет. Но мне она нравится. Она просторная и выходит на залив.
В этом пространстве было что-то успокаивающее. Оно было упорядочено и обладало той же спокойной элегантностью, что и она сама. Мое внимание привлекла серия тетрадей всех цветов радуги. Они были выстроены в ряд на полке.
— Что это?
— Это мои ежедневники. Они все на этот год.
— Мне казалось, у большинства людей один ежедневник, а не двадцать.
Она рассмеялась.
— Я их коллекционирую. Они делают меня счастливой. Ежедневники и стикеры. Я знаю, это кажется безумием.
— Безумием? Ты говоришь с человеком, который рисует с намерением стать следующим Пикассо, а на самом деле это больше похоже на рисование по номерам.
— Это правда. — Она вздохнула. — Что ж, полагаю, как и в случае с твоим рисованием, ежедневники… оказывают на меня терапевтическое воздействие. Я чувствую себя более уверенной, когда знаю, что делаю и куда иду в конкретный день. Когда я росла, мне всегда было важно чувствовать, что я контролирую свою жизнь, ведь я никогда не могла быть уверена, где окажусь на следующий день. Если я жила одним днем и записывала все, что должно произойти, это приносило мне некоторое утешение и уменьшало страх перед будущим в целом. Например, я заглядываю в свой ежедневник и говорю себе: «Сегодня, Фелисити, ты сделаешь XYZ. И тебе не нужно больше ни о чем беспокоиться». — Она покачала головой. — А потом, конечно, эта привычка трансформировалась в поверхностную зависимость от красочных ежедневников и стикеров. Я придаю этому больше значения, чем следует.
— Нет. В этом есть смысл. И я понял, что, когда речь идет о тебе, ничто не является поверхностным. Почти за всем стоит глубокий смысл. — Мой взгляд остановился на фотоколлаже на ее стене — ночной город, две руки с переплетенными пальцами, еще больше ярких ежедневников. Я подошел к нему. — Что это?
Фелисити выглядела смущенной.
— Это доска визуализации.
— Что это значит?
— Это все то, что я представляю в своем будущем, то, чего я хочу добиться в жизни. Визуализация моих устремлений на такой доске должна помочь воплотить их.
Я наклонился к картине.
— Это Нью-Йорк?
— Да. В душе я городская девушка, хотя и выросла у воды. Когда-нибудь я бы хотела жить в центре города, в гуще событий. В Бостоне я жила в Кембридже, но это был не совсем центр города. Но это не обязательно должен быть Нью-Йорк. Это просто один из возможных вариантов.
— Мне не нужно спрашивать о ежедневниках. Я уже знаю о твоем пристрастии к ним. — Я улыбнулся.
— Да. Не знаю, зачем я их туда поместила. Наверное, по привычке.
Изображение соединенных рук вызвало у меня наибольшее любопытство.
— Расскажи мне об этом. Что это значит для тебя?
— Разве это не очевидно? — Она покраснела. — Когда-нибудь я захочу иметь партнера по преступлению. Руки символизируют… доверие, общность.
Конечно. Противоположность брошенности.
— Значит, несмотря на то, что ты сказала, что не хочешь ни от кого зависеть, ты все же планируешь иметь спутника жизни.
— Конечно. Я не имела в виду, что хочу прожить жизнь в одиночестве, просто я хочу быть уверена, что смогу выжить одна.
— Я все понимаю, — прошептал я. В моей груди снова появилось то чувство, которое возникло, когда миссис Анджелини говорила о том, что Фелисити однажды отдаст кому-то свое сердце.
— Если бы у тебя была такая доска, — спросила она, — что бы на ней было?
В данный момент? Твое лицо. И все. Тяжело вздохнув, я некоторое время обдумывал ответ.
— Думаю, когда твое будущее предопределено, остается мало места для фантазий. Я никогда не задумывался о том, чего бы мне хотелось, если бы не было никаких ограничений. — Я уставился на ее коллаж. — Но полагаю, что моя доска могла бы выглядеть примерно так же, как твоя, кроме ежедневников, конечно. Яркие огни города, может быть, несколько пирамид — ну, знаешь, как символ возможности путешествовать по миру без каких-либо ограничений. Это было бы моей главной фантазией — иметь ту свободу, которая есть у меня сейчас.
— Но в конечном счете, Лео, это твой выбор, — сказала она. — На каком-то уровне ты выбираешь посвятить свою судьбу семье, разве не так? Я уважаю тебя за это, хотя и не могу этого понять. У меня нет никого, кто ожидал бы, что я продолжу род. Я не несу никакой ответственности ни перед кем, кроме себя. Если бы я была на твоем месте, я, наверное, поступила бы так же.
Я никогда не рассматривал свое решение продолжить наследие отца, как выбор. Но, похоже, это было именно так. На мне не было никаких оков. Я кивнул.
— Спасибо, что поделилась своей точкой зрения. Это другой взгляд на ситуацию. Не бывает полного отсутствия выбора, не так ли?
У нее звякнул телефон, и она посмотрела на него. Ее глаза расширились.
— Что там? — спросил я.
— Я получаю уведомления, когда кто-то делает пожертвование в фонд миссис Барбозы. — Она подняла на меня глаза. — Что ты сделал?
Когда Фелисити была на кухне, я перешел по ссылке для пожертвования и отправил оставшуюся часть денег — десять тысяч долларов, — которые позволили бы ей достичь цели.
— За свою жизнь я жертвовал на гораздо менее важные вещи, — сказал я. — Я хотел убедиться, что у нас есть все необходимое для начала работы.
— Тебе не нужно
